– Непременно свяжусь с Кортландом, но только несейчас, – сказал он. – Я по горло сыт Карлоттой и не испытываюникакого желания еще раз встречаться сегодня с этими людьми.

Уверенная, что Кортланд может помочь, Аманда позвонила емусама и поставила в известность о происходящем. Он был очень доволен интересомдоктора Мэйфейра к судьбе ребенка и чуть позже перезвонил Аманде и сообщил, чтодоговорился с Корнелом о встрече за ужином в ресторане Колба в центре города.Кортланд добавил, что Корнел ему понравился и что он сгорает от желанияуслышать мнение доктора Мэйфейра о событиях в доме. Пообещав перезвонить послеужина, он попрощался и повесил трубку.

Однако Корнел на ужин не пришел. Прождав его в ресторанеКолба целый час, Кортланд позвонил в номер отеля. Никто не ответил. А наследующее утро горничная отеля обнаружила бездыханное тело Корнела. Он лежал насмятой постели полностью одетый; глаза оставались полуоткрытыми, а рядом настолике стоял недопитый бокал бурбона. При беглом осмотре причину стольвнезапной смерти обнаружить не удалось.

Вскрытие, произведенное по настоянию матери Корнела иследователя из полиции Нового Орлеана, выявило в крови покойного алкоголь инебольшое количество сильнодействующего наркотического средства. Экспертыпоставили диагноз «передозировка», и дело закрыли. Аманда Грейди Мэйфейр так ине смогла простить себе, что послала Корнела в Новый Орлеан. Луиза Энн до сихпор «не оправилась от горя» и остается незамужней. Потрясенный до глубины душиКортланд сопровождал гроб с телом Корнела Мэйфейра в Нью-Йорк.

Виновны ли в смерти Корнела Мэйфейрские ведьмы? К сожалению,и на этот вопрос мы не можем ответить с уверенностью. Тем не менее есть однанемаловажная деталь, позволяющая предположить, что Корнел скончался отнюдь неот отравления смесью алкоголя и наркотика. Как вы помните, глаза покойногооставались полуоткрытыми, и, когда тело уже выносили из номера отеля,следователь обратил внимание на лопнувшие внутри глазных яблок сосуды.Известно, что это симптом удушья. Вполне возможно, что поначалу Кортландуподмешали в бокал сильнодействующий наркотик (недопитый бурбон так и остался настолике), а когда молодой человек потерял сознание, беззащитную жертву простозадушили подушкой.

Однако когда Таламаска через одного из преданных орденучастных детективов с весьма хорошей репутацией попыталась возобновитьследствие, судебные власти не проявили к этому никакого интереса. Никто в отелене смог вспомнить, приходили ли в тот день к Корнелу посетители. Равно как итого, кто именно заказал бурбон в номер и выполнял ли такой заказ кто-либо изобслуживающего персонала. Как выяснилось, в ходе первого следствия такой вопросвообще не был задан. Не были взяты и отпечатки пальцев. В конце концов, комунужен лишний шум, если речь явно не шла об убийстве…

Пора наконец обратиться к судьбе Дейрдре Мэйфейр, которая внастоящее время является владелицей наследия семейства Мэйфейр и которая,осиротев в двухмесячном возрасте, всю жизнь оставалась на попечении своихстареющих тетушек.

Дейрдре Мэйфейр

После смерти Анты дом на Первой улице постепенно разрушался.Бассейн превратился в болото, густо покрытое ряской и заросшее дикими ирисами;из проржавевших труб текла мутно-зеленая вода. Окна в хозяйских спальняхсеверного крыла вновь наглухо закрыли ставнями. С наружных стен – когда-тофиолетово-серых – осыпалась почти вся краска.

Постаревшая мисс Фланаган, которая в последний год своейжизни уже почти ничего не видела, все же продолжала заботиться о Дейрдре ивремя от времени возила ее на прогулку в плетеной коляске вокруг квартала,однако пересекать проезжую часть уже не отваживалась.

Кортланд приехал на Рождество и пил шерри, удобнорасположившись в длинном зале в передней части дома вместе с Дорогушей Милли,Белл и Нэнси.

– Я твердо заявил, что на этот раз им не удастся менявыгнать, – рассказывал он своему сыну Пирсу, который потом передал этислова матери. – Нет уж Я буду навещать бедную девочку в Рождество и в дниее рождения. И хочу при этом видеть ее собственными глазами и держать на руках.

Примерно то же самое Кортланд сказал и в конторе «Мэйфейр иМэйфейр», поручая своим секретарям покупать подарки для таких визитов.

Годы спустя внук Кортланда Райен Мэйфейр на свадебном приемерассказывал одному из хороших знакомых:

– Мой дед терпеть не мог визиты в особняк. Наш дом вМетэри всегда был таким светлым, веселым. Отец вспоминал, что дед каждый развозвращался домой в слезах. Когда Дейрдре было три года, дед заставил ихукрасить для девочки первую в ее жизни елку, сам притащил для этого целую горуукрашений и даже купил в «Кац и Бестофф» гирлянду с фонариками и повесил ее насебя. Он с трудом представлял, как могут люди жить в постоянном мраке. Какжаль, что я мало знал своего деда. Подумать только! Ведь он родился в том самомособняке! А его отец, Джулиен, родился еще до Гражданской войны.

К тому времени, о котором здесь идет речь, Кортландпревратился в почти точную копию своего отца. На его портретах, относящихся дажек середине 1950-х годов, мы видим высокого стройного джентльмена с темнымиволосами, лишь на висках слегка тронутыми сединой. Черты изборожденногоморщинами лица обладают удивительным сходством с чертами лица Джулиена, заисключением разве что глаз – у Кортланда они заметно больше, как у Стеллы. Авот доброжелательное выражение и веселая улыбка, часто появлявшаяся на лицеКортланда, несомненно унаследованы им от Джулиена.

По словам всех, родственники очень любили Кортланда, а егослужащие едва ли не боготворили. Даже Аманда Грейди, много лет прожившая врозьс мужем, никогда не переставала любить его – так, во всяком случае, она сказалаАллану Карверу, когда беседовала с ним в Нью-Йорке уже после смерти Кортланда.Аманда рыдала на плече Карвера, жалуясь на то, что сыновья так и не поняли,почему она бросила их отца, однако объяснять им что-либо не собиралась.

Несмотря на то что Райен Мэйфейр почти не знал своего деда,он всегда оставался безгранично преданным его памяти. В его глазах, равно как ив глазах его отца, Кортланд был истинным героем. «Бегство» бабушки в Нью-Йоркказалось ему неразрешимой загадкой.

Что же касается каких-либо свидетельств того периода оДейрдре, увы, мы не имеем ни одного. Нам практически ничего не удалось узнать опервых пяти годах ее жизни. Лишь члены семьи Кортланда время от времениупоминали о ней, неизменно называя «очаровательным и милым ребенком».

У нее были черные вьющиеся волосы, такие же, как у Стеллы, иогромные темно-голубые, ясные глаза.