Вообще говоря, этим двум леди не составляло трудазавоевывать уважение и доверие обитателей Садового квартала, особенно тех, ктопонятия не имел о семейных трагедиях и тайнах Мэйфейров. К тому же с течениемлет особняк на Первой улице перестал быть единственным в этом районе запущенными разрушающимся строением, скрывающимся за проржавевшей решеткой.

Всегда безвкусно и неряшливо одетая, с давно не мытыми,кое-как причесанными волосами, Нэнси Мэйфейр являла собой полнуюпротивоположность мисс Милли и мисс Белл – она словно родилась и выросла в иноммире и походила скорее на наемную служанку. Тем не менее никому и в голову неприходило сомневаться в том, что Нэнси была сестрой Стеллы, в то время как этосовершенно не соответствовало действительности.

Едва ли не с тридцатилетнего возраста она стала носитьчерные ботинки со шнуровкой. Доставая деньги из потрепанной сумочки, чтобырасплатиться с торговцами и разносчиками, мисс Нэнси выглядела очень сердитой,а иногда просто сварливо гнала их прочь от ворот.

Вот с такими женщинами приходилось проводить время вособняке маленькой Дейрдре, после того как ее после краткого периода обучения,а точнее, неудачных попыток сосредоточить внимание на том, что говорят учителяв переполненном классе, изгоняли из очередной школы.

Сплетничая между собой, обитатели Садового квартала все чащесравнивали Дейрдре с матерью. Родственники гадали, не причиной ли всему«врожденное безумие», однако никто и ни в чем не был уверен. Тем не менее те,кто пристально следил за происходящим в доме на Первой улице, пусть даже и надостаточно большом расстоянии, весьма рано сумели заметить явное несходствомежду матерью и дочерью.

В то время как Анта по природе своей отличаласьзастенчивостью и слабостью характера, Дейрдре, несомненно, с рождения былапылкой, эмоциональной и вспыльчивой. Соседи, нередко наблюдая, как она, «словносорванец», носится по саду, упорно твердили, что ей «следовало родитьсямальчишкой». В пять лет она уже с легкостью взбиралась едва ли не на самуювершину огромного дуба, а иногда, спрятавшись в зарослях кустарника возлеограды, с интересом разглядывала прохожих.

В девятилетнем возрасте Дейрдре впервые сбежала из дома. Карлоттав панике позвонила Кортланду, и в дело вмешалась полиция. В конце концовзамерзшая, буквально трясущаяся от холода девочка объявилась у входа всиротский дом Святой Елизаветы на Наполеон-авеню и заявила, что она «проклята»и «одержима дьяволом». Пришлось вызвать священника, а вскоре в сиротский домприехали Кортланд и Карлотта и увезли Дейрдре домой.

– У ребенка «чересчур богатое воображение», –объяснила Карлотта, и это выражение на многие годы стало главным оправданиемповедения Дейрдре в любых неприятных ситуациях.

Год спустя полиция обнаружила Дейрдре, когда та во времястрашного урагана и ливня бродила по берегу Байю-Сент-Джон; она дрожала с ногдо головы и со слезами твердила, что боится возвращаться домой. В течение целыхдвух часов она водила за нос полицейских, назвавшись другим именем и сочиняя осебе небылицы. Дейрдре заявила, что она цыганка, что приехала в город вместе сцирком, что мать ее убил дрессировщик, а сама она хотела покончить с собой «спомощью очень редкого яда», но ее увезли в Европу и там поместили в больницу,где врачи выкачали из нее всю кровь.

– Девочка выглядела такой печальной и в то же времяпроизводила впечатление не совсем нормальной, – рассказывал впоследствиинашему агенту офицер полиции. – Казалось, она говорит истинную правду, ноиногда выражение ее голубых глаз становилось просто бешеным. А когда за нейприехали дядя и тетя, она даже не взглянула в их сторону и притворилась, чтознать их не знает. А потом заявила, что они держали ее на цепи в какой-токомнате на верхнем этаже дома.

Когда Дейрдре исполнилось десять лет, ее отвезли в Ирландию,в пансион, рекомендованный отцом Джейсоном Пауэром, священником из собораСвятого Патрика, ирландцем по происхождению. Однако, по мнению родственников,идея принадлежала Кортланду.

– Дедушка очень хотел вытащить ее из этого дома, –сказал потом Райен Мэйфейр.

Однако не прошло и месяца, как сестры из графства Коркотправили Дейрдре обратно домой.

Следующие два года Дейрдре училась под присмотромгувернантки по имени мисс Ламптон, старой приятельницы Карлотты из школы примонастыре Святого Сердца. Встретившись с Беатрис Мэйфейр на Эспланейд-авеню,мисс Ламптон отзывалась о своей подопечной как об очаровательной и оченьнеглупой девочке.

– Единственным ее недостатком является чрезмернобогатое воображение, – сказала гувернантка. – И кроме того, малышкаслишком много времени проводит в одиночестве.

После отъезда мисс Ламптон на север, где та намереваласьвыйти замуж за вдовца, с которым познакомилась во время его летнего отпуска,Дейрдре проплакала много дней.

Ссоры и споры на Первой улице не прекращались, однако, и втечение этих двух лет. Соседи нередко слышали доносившиеся из особняка крики ивидели, как Дейрдре со слезами выбегает в сад и прячется от Айрин или миссЛамптон в густой листве почти на самой вершине старого дуба. Иногда онаскрывалась там до самой темноты.

В подростковом возрасте Дейрдре очень изменилась. От прежнейживости и непосредственности девчонки-сорванца не осталось и следа – она сталазамкнутой, молчаливой. В тринадцать лет она казалась более чувственной изрелой, чем в свое время уже взрослая Анта. Откинув назад свои роскошные черныевьющиеся волосы, Дейрдре расчесывала их на прямой пробор и повязывала сиреневойлентой, чтобы они не падали на лицо. Огромные голубые глаза этойдевочки-женщины были полны недоверия и горечи. Все, кому доводилось в то времявстречать Дейрдре на воскресной мессе, в один голос утверждали, что выгляделаона так, будто кто-то нанес ей незаживающую рану.

– Она уже давно стала красивой молодой женщиной, –рассказывала одна из матрон, регулярно посещавших часовню. – Но старухисловно этого и не замечали. И по-прежнему наряжали ее как ребенка.

Судя по всему, возникали и другие проблемы. Однажды Дейрдребуквально влетела в приемную конторы Кортланда.

– Она была в истерике, – вспоминал впоследствииработавший в тот день секретарь. – Наверное, целый час рыдала в кабинетедяди. Знаете, только когда она уже уходила, я обратил внимание на одну страннуюдеталь: туфли на ней были разные. На одной ноге – коричневый мокасин, а надругой – черная туфля без каблука. Мне кажется, что она этого даже не заметила.По-моему, и Кортланд тоже. Он отвез ее домой. С тех пор я ее больше не видел.

Летом того года, когда Дейрдре должно было исполнитьсячетырнадцать лет, она вскрыла себе вены и ее поместили в новуюблаготворительную лечебницу. Там ее навестила Беатрис.