Ничего не понимающая Диана хочет услышать ее слова до конца, но в это время появляется охрана. И Санни замолкает.

– Вышвырните ее вон отсюда, – велит Эмма, и двое мужчин в костюмах тут же хватают Ховард под руки. Она и не отбивается, но умудряется показать средний палец – то ли Эмме, то ли Диане. И плечи ее гордо расправлены.

Такие, как она, не сдаются. Диана отчетливо это чувствует. И почему-то нервничает.

Как ее выводят, Диана не видит – уходит в свою комнату. Щека продолжает гореть, а сердце – колотиться как ненормальное.

Эмма бежит следом за дочерью и нагоняет у самой ее спальни.

– Ты в порядке, дорогая? – с беспокойством спрашивает она.

– Да.

– Что произошло? Эта мерзавка напала на тебя? Я ей устрою отличную жизнь, – обещает Эмма, чувствуя свою власть над ситуацией.

– Все хорошо. Я в порядке, – шепчет Диана, опускаясь на диван.

– Не переживай. Все хорошо, – сжимает ее плечи руками мать. – Я поставлю ее на место. Какая же она глупая. Отказаться от такого предложения...

– Какого? – настораживается Диана.

– Ох, понимаешь, дорогая, – мать гладит ее по волосам, – я все думала, как бы мы могли повернуть ситуацию в свою сторону. И вчера, когда все так хвалили твой голос... то есть голос Ховард... То есть выступление, – не сразу верно формулирует Эмма, – мне в голову пришла одна замечательная мысль.

– Какая? – поворачивается к матери Диана, чувствуя подвох. – О чем говорила Ховард? Что имела в виду?

– Я подумала – только, прошу тебя, воспринимай спокойно. С точки зрения выгоды – для себя и для меня. Так вот, если эта девчонка заменила тебя один раз, то почему бы не заменить и второй? – говорит Эмма. – Никто ничего не заметил.

– Что? – вскакивает Диана и закашливается. – Что ты сказала? – шипит она.

– Эта Ховард могла бы несколько месяцев заменять тебя, – раздраженно отвечает Эмма. – Записала бы пару песен. Ничего особенного. Она бы могла быть нашим козырем. Понимаешь?

Она пытается взять Диану за руку, но та вырывается.

– Что? – переспрашивает она, наконец все поняв. – Ты... ты хотела... Чтобы она... вместо меня?.. За деньги?

– Один раз она это уже сделала, – пожимает плечами Эмма. – Успокойся, милая. Сядь.

– Почему ты даже меня не спросила? – шепчет отчаянно Диана, понимая теперь, почему Ховард была так зла и почему вела себя так. – Почему, мама?..

– Милая, – раздосадованно говорит Эмма, потирая ухоженные ладони. – Я знаю твою эмоциональность. Ты могла бы это воспринять слишком бурно. И сначала я хотела переговорить с этой неотесанной девкой. Диана, детка, я хочу помочь тебе. Понимаешь? Сейчас для нас с тобой наступил удачный момент. И завещание – я же говорила...

– Хватит! – перебивает ее Диана и тут же кашляет.

– Не повышай голос, тебе нельзя, – хмурится мать. – Сядь и успокойся.

– Как... ты... могла? – выдыхает Диана. – Уйди. Просто... уйди. Оставь меня одну. Пожалуйста.

И Эмма уходит. Она совершенно не понимает Диану. А Диана абсолютно не понимает мать.

Диана долго лежит в кровати и засыпает. Ей снится снова и снова снятся туннель и надвигающийся на нее поезд.

Чувство неотвратимости не покидает ее.

Я не знаю, зачем миссис Мунлайт вызвала меня к себе, и нервничаю, потому что не понимаю, что сделала не так. Прошло уже достаточно времени после выступления на их вилле, и я никак не могу взять в толк, что же случилось. В какой-то момент, уже сидя в машине с кожаными сиденьями, за рулем которой – молчаливый водитель в строгом костюме, я понимаю, что могло произойти. Возможно, кто-то узнал, что вместо Дианы Мунлайт в ту ночь пела я. И вполне вероятно, что ее мать пытается понять, чья это вина.

Кожу холодит от неприятных предчувствий. Если они решат, что правду рассказала я, мне несдобровать. А доказать обратное я, наверное, не смогу. Но о том, что я заменяла Диану, я не говорила никому. И не только потому, что обещала держать это в тайне. Мне было бы стыдно рассказывать об этом своим друзьям. Стыдно было бы признаться, что я продала свой голос – хоть и на одну ночь.

Мы подъезжаем к уже знакомому особняку, в котором мне доводилось побывать, и я не понимаю, почему миссис Мунлайт не назначила встречу где-то в нейтральном месте: в каком-нибудь кафе или в парке. Хотя, возможно, она не хотела, чтобы нас видели вместе. Наверняка она лакомый кусочек для журналистов – прямо как Дастин Лестерс. Едва я думаю о нем, как вспоминаю – кто-то все-таки завладел нашей совместной фотографией. И я даже не хочу знать, как она попала в руки папарацци. В памяти его камеры ничего не оставалось – это точно! Все фотографии были на карте памяти, которую я забрала и спустя некоторое время уничтожила. В голову лезут нехорошие мысли – а что, если кто-то взял их? Кто-то, кто бывал в моем доме?..

Верить в это не хочется.

Меня провожают в особняк и вновь ведут по длинным коридорам, на стенах которых висят картины в тяжелых рамах. У меня появляется такое странное, терпкое чувство, будто меня отправляют в тюрьму – шикарную, дорогую клетку.

Наконец я оказываюсь в большой комнате с огромными окнами, за которыми шумит сад. Это что-то вроде гостиной в экостиле: много пространства, света, дерева и мягких цветов: молочно-белого и разных оттенков зеленого. Тут есть даже фитостена – вертикальная конструкция, увитая живыми растениями. В комнате очень свежо и почти неуловимо пахнет травой и деревом. Но мне отчего-то здесь совсем неуютно.

Миссис Мунлайт уже ждет меня. Она безукоризненно выглядит, как и в прошлые наши встречи. Мама Дианы сидит в белоснежном полукруглом кресле странного вида перед низеньким овальным столиком. Видя меня, она благосклонно кивает, и я сажусь напротив нее со словами приветствия. Мне сложно понять, что происходит, – миссис Мунлайт не выглядит разгневанной. А ведь она должна быть злой из-за того, что правда о ее дочери раскрылась. Ч

Что она хочет?

– Рада видеть вас, мисс Ховард, – говорит миссис Мунлайт, внимательно разглядывая меня.

– Что случилось? – спрашиваю я, стараясь не показать эмоций.

Ответить она не успевает – к нам подходит горничная с подносом и ставит передо мной стеклянную баночку со смузи, из которой торчит полосатая трубочка. Вторую такую же – перед миссис Мунлайт.