Ира говорила, все больше и больше распаляясь. Наташа слушалаее с изумлением и видела, что с каждым словом будто по кусочкам отваливаетсяфасад Ирины Савенич, обнажая грубую и бесцеремонную девчонку Ирку Маликову.

- Ирина, я попрошу тебя следить за речью, - жесткосказала Наташа. - Как бы там ни было, но ты говоришь о своих родителях, оматери и об отце. Имей уважение к ним.

- О матери и об отце? - взвизгнула Ира. - О какойматери и о каком отце? О матери, которая пила водку литрами еще до моегорождения, которая скакала от мужика к мужику за бутылку дешевого портвейна идопилась до того, что на ровном месте угодила под машину? Об отце, который меняне признал и смотался в сытую заграницу, оставив меня с тремя алкашами? И этоговоришь мне ты, Натуля? Ты, которая заменила мне и мать, и отца, и сестру? Ты,которая двадцать лет со мной мучилась? Да нет у меня к ним ни любви, ниуважения, нет и быть не может. Они меня предали, они меня бросили на произволсудьбы. Когда я еще совсем маленькой была, мать со мной ни разу не погуляла, язнаю, мне баба Поля рассказывала. Все на тебя спихнули, Натулечка, и гулять сомной, и играть, и в детскую кухню за питанием для меня бегать, и пеленки моистирать.

- Не надо так говорить, Ириша, - тихо попросила Наташа.- Не надо говорить "спихнули". Мне это было в радость. Я очень тебялюбила.

- Да как ты не понимаешь?! - в отчаянии воскликнулаИра. - Это должно было быть в радость матери, а не тебе! Я тебе до конца жизнибуду благодарна за то, что ты все это делала, но я никогда не прощу свою маманюза то, что она этого НЕ делала! И козел этот американский мне не нужен! Раз онменя бросил, раз я ему была не нужна, то я и слышать о нем ничего не хочу.

- Ну-ну-ну, успокойся, - пришел на помощь Андрей,который решил взять ход разговора в свои руки. - Никто тебе Марка Аркадьевичане навязывает, никто не заставляет тебя с ним общаться. Речь идет вообще не онем, а о твоей бабушке Бэлле Львовне. У тебя не может быть к ней никакихпретензий, она вместе с Наташей делала все для того, чтобы ты вырослаздоровенькой и красивенькой. Она тебя не бросила, она от тебя не отказывалась.Верно?

- Верно, - всхлипнула Ира, которая, выплеснувнегодование в крике, уже успела расплакаться. - Она меня любила. И я ее тожелюбила.

- Ну вот и славно. Значит, ты с чистым сердцем примешьту часть бабушкиного наследства, которую она тебе отписала. А любить МаркаАркадьевича тебя никто не обязывает, можешь не любить, если не хочешь.

- Все равно он козел, - с детским упрямством твердилаИра. - Это же надо до такого додуматься! Свинтить за бугор и поручить Наташкезаботиться о его матери и вырастить его внебрачную дочь! Да Наташке самой-тотогда всего семнадцать было, она же только-только школу закончила. Ей надо былов институт поступать, образование получать, а тут на тебе - целых два человекана нее свалились, и крутись как хочешь. Ему хорошо, он свой депутатский наказоставил - и вперед, к сияющим вершинам, к достатку и удовольствиям. А Наташка,бедненькая, одна осталась со всеми его проблемами. Бэллу Львовну уговорить несмог, чтоб с ним ехала, - ладно, Наташа поможет, поддержит, позаботится, она жедобрая девочка, всем помогает. Нет чтобы самому остаться с матерью, раз уж таквышло, что она уезжать не хочет. Да куда там! Своя рубашка-то - она завсегдаближе к организму. С соседкой переспал, ребеночка ей заделал, так нет чтобжениться, признать ребенка официально, - нет, мы гордые, нам такие ниночки неровня, мы себе получше найдем, поблагороднее, пообразованнее, такую найдем, укоторой родственники есть на исторической родине, чтоб уехать побыстрее. Аребенок - что? Тьфу. Наташка и сама справится, вырастит, воспитает. Она у настакая, на все руки мастерица, и за старым ходить, и за малым, и в сутках у неене двадцать четыре часа, как у всех, а тридцать шесть, поэтому она всеуспевает. Козел, козел! Ненавижу!

Наташа принесла кофе, подала Ире чашку и смотрела, как тасудорожными глотками пьет горячий ароматный напиток. Ира со стуком поставилачашку на столик, достала сигареты, закурила, глубоко вдыхая дым.

- Ну все? Успокоилась? Выговорилась? - ласково спросилаНаташа, присаживаясь рядом с ней.

По лицу Иры быстрыми ручейками текли слезы, но она уже невсхлипывала и не задыхалась.

- Просто противно, - проговорила она, - я всегдадумала, что меня два человека предали, мама и отец, которого посадили. А теперьоказывается, их было трое. И никому из троих я не была нужна. Думаешь, мне необидно? Ну скажи, Натулечка, что во мне такого плохого было, что они все менябросили? Я бы еще понимала, если бы они от меня отказались, когда мне былопятнадцать или шестнадцать, тогда да, тогда меня любой нормальный человек на трибуквы послал бы, и я бы его поняла. Только такая святая, как ты, могла все этотерпеть. Но в годик, в два, в три - кому я что плохого сделала? Почему они меняне любили? Почему мама не брала меня на руки, не ходила со мной гулять, неиграла со мной? Только пила и шлялась, пила и шлялась. Почему отец допустил,чтобы его посадили? Ведь если бы он меня любил, он бы все время помнил, что унего маленький ребенок, и надо вести себя правильно, чтобы ребенок не осталсябез родителей. Почему он об этом не подумал? Почему не вернулся к нам послеотсидки? Ему на меня наплевать было. А про козла американского я вообще неговорю. Самовлюбленный эгоист, других слов у меня для него нет.

- Но ты была нужна мне, - мягко возразила Наташа,обнимая Иру и гладя ее по волосам. - И ты была нужна Бэлле Львовне. Мы обе тебялюбили. Не надо думать о горьком и обидном, думай о хорошем. И выпей быстреньколекарство, у тебя уже глаза распухли.

Ира тыльной стороной ладони вытерла глаза и полезла в сумкуза таблетками. Остаток вечера прошел спокойно, уже не было истерик, но былитихие слезы светлой печали по человеку, которого обе любили и рядом с которымпрожили всю свою жизнь.

На девятый день Наташа позвонила Марику и после обычных словсоболезнования спросила, есть ли у него претензии на наследство.

- Это все твое, - грустно ответил Марик, - это по правупринадлежит тебе, если, конечно, у мамы не было других пожеланий. Мне ничего ненужно.

- Бэлла Львовна хотела, чтобы я взяла книги, а всеостальное отошло бы Ирочке. Ты не возражаешь?

- Как я могу возражать? Раз мама так хотела, пусть таки будет. Спасибо тебе за все, Туся. Звони, не пропадай.

- Ты тоже звони, - дежурно ответила Наташа, в глубинедуши понимая, что Марик никогда больше ей не позвонит. Ему не интересны ни онасама, ни его собственная дочь. И Наташа тоже звонить не станет. Еще одна частьее жизни оторвалась и улетела в бездну…

Через две недели после смерти Бэллы Львовны Андрей заявил:

- Я рассчитал домработницу.

- Что случилось? - испугалась Наташа. - Он сделалачто-то не так? что-то с деньгами?

- Нет-нет, что ты, - улыбнулся Ганелин, - Тамара -честнейшая тетка, ни копейки лишней в карман не положит. Просто она больше ненужна. Бэллы Львовны нет, а содержать помощницу по хозяйству для двух вполнесамостоятельных женщин и одного молодого мужчины я не считаю правильным.Людмила на пенсии, свободного времени у нее много, вот пусть и занимается всем,чем положено, для себя и своей дочери. Сашка у тебя тоже вполне самостоятельныйи зарабатывает на своей фирме неплохо, с какой стати держать для негодомработницу? Финансово помогать ему - это другой вопрос, мы с тобой это иделаем. А ходить для него в магазин и стирать его носки - это ему будет слишкомшикарно. Ты не согласна?