Олег с изумлением повернулся к блестящему валу.Встревоженные муравьи суетливо заделывали брешь, в которую въехал бы Троянскийконь, один за другим взбегали на вершину, роняли в провал пористые глыбы, откоторых еще несло подземельем.

Томас рассеянно оглянулся, проследив за взглядом калики,вдруг простонал и потряс в отчаянии кулаками. В новых глыбах, которыми муравьизаделывали брешь, золотых слитков вдвое больше! Первые лучи солнца упали наверх вала, золото дразняще заблестело, особенно чистое, умытое, яркое.

— Муравьи зарываются глубоко, — объяснил Олегтерпеливо. — Даже малые мурахи роют норки в две-три сажени глубиной, а этианты могут зарываться на три-четыре версты! Там всякое может быть, человеку недобраться...

Томас с тоской смотрел на блистающий вал собачьими глазами,кадык дергался, гоняя голодную слюну. Это чудо простоит среди степи до осени,зимние вьюги разрушат, сравняют с землей, весной тяжелое золото утопнет в грязивешних вод, засыплется пылью в зной, и уже никто не отыщет богатство, разве чтослучайно копнет, пока не погрузится в землю чересчур глубоко...

— Как часто они вылезают?

— Раньше выходили каждое лето, — ответил Олегпосле раздумья. — Старики так говорят... Потом намного реже. Теперь, послухам, вовсе поднимаются на поверхность раз в сто лет. Видать, слишком глубокозакопались! Придет время, вовсе скроются от нашего мира, который ты зовешьгреховным.

Томас проигнорировал выпад, вскрикнул встревоженно:

— Все золото останется там?

Олег невесело усмехнулся:

— Неужто понимают, что есть золото? Когда роют,вытаскивают наверх все, что загораживает дорогу: камни, песок, руду, золото,кости неведомых зверей... Слушай, ты перестал бояться?

Томас покосился на брешь, махнул рукой:

— Золото ослепило.

— Ночью?

— Золото блестит и в темноте, сэр калика! Я видел, какза такой камушек один благородный рыцарь зарубил другого, тоже крестоносца, скоторым освобождал Гроб Господень!

Олег поднялся, собрал вещи, проверил стрелы: кто-то ихрассыпал ночью. Вокруг было много следов когтистых лап, отыскал в двух десяткахшагов свой меч — на перевязи остались дырочки от шипов на челюстях. Вдруг онпобледнел, суетливо похлопал себя по груди, словно ловил прыгающего кузнечика,торопливо вывернул карманы, снова похлопал по груди. Глаза его остановились.

Томас, чувствуя неладное, спросил в тревоге: — Что? Чтостряслось?

— Забыл побрызгать обереги... Анты утащили!

Томас вздохнул сочувствующе, развел руками:

— Ты спал как бревно. Тебя самого можно было утащить...Я краем глаза видел как какой-то мураш тебя щупал, но я думал, новостямиобмениваетесь. Ты ж малость язык знаешь! Да и занят я был... Не грусти по бабе,бог девку даст!

Олег спросил непонимающе:

— Какую девку?

— Другие выстругаешь. Хочешь, свой меч одолжу?

— Которым сарацинам головы рубил?.. Спасибо, не надо.

— Ты их освятил в Иордане?

— Да нет...

— Тогда какая разница? Из одного дерева икона и лопата.Хочешь, я притащу тебе самую суковатую ветку?

Олег покосился на сочувствующее лицо рыцаря, покачалголовой:

— Даже оторвешься от золота?.. Благодарю, не ожидал.Увы, новые выстрогать не успею. Да и успел бы — к новым привыкать надо. Наошибках учатся... А нам даже самая мелкая промашка может стоить жизней.

Он зачерпнул из котелка муравьиной кислоты, побрызгал наволосы, втер в руки и ноги. Томас вытаращил глаза:

— Ты что?.. Что задумал, бешенный?

Олег невесело оскалил зубы:

— Угадал. Придется спуститься в нору.

Томас подскочил, словно сел на ядовитую змею:

— К муравьям?

— Не барсуки же утащили. Ничего, норы широкие, пролезу.

Он надел перевязь с мечом, затянул пряжку потуже. Томасостолбенело смотрел, как он устраивает за спиной лук и колчан, брызгаетмуравьиной жидкостью, затрясся от негодования:

— Ты... серьезно?

— Куда уж боле.

Томас плюнул, подобрал свой меч, сказал с гневом:

— Пусть не скажут враги, что я оставил друга, дажекогда он рехнулся... Тут в самом деле от жары мозги плавятся. Веди, сэр калика!

Он вылил на себя остатки муравьиной кислоты, зажмурился отедкого запаха, небрежно отшвырнул котелок. Олег укорил:

— Котел-то почто выбросил? В чем варить будешь?

— Рассчитываешь выбраться живым? — удивилсяТомас. — Ну и сумасшедшие авосьники живут на вашей Руси!

— Главное — душу не потерять, а если тело и съедят...

— Тело не главное, — согласился Томас. —Рыцарь состоит из чести, славы, доблести и рыцарской верности Даме!

Олег быстро начал карабкаться, ставя ноги на золотые глыбы.Томас застонал, видя, как грубо калика попирает чистое золото. В другом местеослепительно блеснуло цветными радужными искрами, словно луч солнца переломилсяв глыбе венецианского стекла. Томас ахнул, без сил опустился на корточки: средигранита, базальта и золотых слитков блестел алмаз чистейшей воды, размером скулак! Олег недовольно оглянулся, вздохнул и, без слов одолев вершину вала,полез по внутренней стене.

Томас разрывался на части, но лучший друг исчезал внизу —пришлось оставить алмаз и другие блестящие камни: дал себе страшную клятвукогда-нибудь выколотит всех до единого из рыцарского вала муравьев — Крижинеочень идут сапфиры, а ее маленькой племяннице — изумруды...

Вслед за каликой слез на ровную утоптанную землю, где никамешка, ни стебелька — все выровнено, вычищено. Воздух пропитан сильнымзапахом муравьиной кислоты. Черные муравьи носятся стремительно, как рыцари натурнире, так же как рыцари, сшибаются, трещат панцири, но муравьи разбегаютсякак ни в чем не бывало. Некоторые уже тащили, несмотря на ранний час, убитыхживотных, а с северной стороны через вал вдруг полезли десятки крупныхмуравьев, у каждого в челюстях свисает, иной раз еще слабо трепыхаясь, сайгак:явно наскочили на большое стадо. Привлеченные их возбуждающим запахом, изогромного широкого колодца выскакивали десятки муравьев, стремительно мчались вту сторону.

Томас и Олег подошли к темному провалу. Оттуда несломогильной сыростью и холодом, из темноты показывались черные как грех муравьи,в челюстях блестели огромные глыбы с еще непросохшей слюной, ею скрепляликамни, песок и золотые самородки. Мимо Томаса, едва не столкнув в колодец,проскочил муравей с сайгаком в челюстях, ловко перевалил через край, унесся,стуча когтями, как белка по дереву.