– Вначале меня за таджика приняла, – продолжил Онуфриенко. – Подумала, я работу ищу. Пустить, понятно, не захотела. В домофон говорит, работы у нас нет. Мы люди простые, все своими руками делаем, безо всякого наемного труда, потому что не буржуи какие-нибудь и не новые русские. И вообще, говорит, коли не уйдешь, собаку на тебя спущу. Ну, я понятно, Тяпу конфеткой через забор угостил и обратно поехал.

– Так она что, там осталась? – забеспокоилась Александра. – Она ж Тяпочку со свету сживет! – вскочила с кровати. – Едем, Саша, скорее! – она заметалась по комнате.

– Ты, никак, одежду ищешь? – поинтересовался он. – Так халатик твой банный на кухне на батарее лежит. В нем и поедешь?

– Не в пижаме же? – воскликнула Александра.

– А маме что скажешь, в халатике-то? Ездила с другом в баню париться?

– Перестань, Онуфриенко! Хватит издеваться! Скажи лучше, что делать?

– Как что? Одеваться, – он вышел из комнаты и через минуту вернулся со свертками и коробкой. – Я по дороге тебе одежду прикупил… на свой вкус, – сказал заранее извиняющимся тоном. – Маме только позвони. Скажи, что скоро будешь, чтобы не ушла и дом не заперла. Хотя не думаю, что она на улицу к Тяпе выйдет.

– Мамулечка, это я, открой, – взволнованно прощебетала Александра в домофон у калитки и помахала рукой Онуфриенко, чтобы уезжал.

– А-а, приехала наконец. Я ж думала, не дождусь, – услышала она недовольный голос мамули. – А ключа у тебя самой нет, что ли?

– Мамочка, открывай скорее, холодно ведь, а ключ еще найти надо.

– Во-от, вечно у тебя так, то я не нужна совсем, а то «мамулечка, открой». Нет в тебе последовательности никакой. Какую кнопку-то нажимать?

– На которой ключик нарисован, – Александра начала попрыгивать на месте.

– Ключик, говоришь? Обленилась, гляжу, ты совсем. Все люди как люди – настоящим ключом пользуются, а тут кнопку нажимать надо, – ворчливым голосом сказала мамуля, но кнопку все же нажала.

Александра в сопровождении Тяпы, которому уже изрядно надоело бегать одному на морозе, почти вбежала в дом. Щенок, не обращая внимания на старушку, с независимым видом направился к стулу и бесцеремонно поднял заднюю лапу, освежая пограничный знак на своей территории.

Старушка ахнула и, прижав руку к сердцу, схватилась за край стола.

– Это что? Это как же это? – На ее лице выступили пятна.

– Это, мамочка, собака, – Александра сделала вид, что не поняла мать. – Титус Блэкбург. Ты ж сама его из дома выпустила.

– Да он меня в дверях чуть с ног не сшиб! Я едва успела увернуться и дверь захлопнуть. Верни его немедленно! – категорично заявила старушка. – Верни тому, кто принес! Он же нам всю мебель… пометит.

– Мамочка, ты что! Это же подарок! Он же дом охранять будет. У него предки сплошные чемпионы.

Щенок, видимо, поняв, что речь идет о нем, улегся на пол и положил морду на лапы, прислушиваясь к разговору.

– Тяпочка, – Александра поманила щенка, – иди сюда, познакомься с моей мамочкой.

Пес неохотно поднялся, подошел к старушке, обнюхал ее ноги, а потом неожиданно приподнялся на задних лапах и миролюбиво лизнул в щеку.

– Ой, – дернулась старушка. – Вроде ласковый, – она провела рукой по голове щенка. – Ладно, пусть остается. Хоть кто-то действительно за домом следить будет, – бросила неодобрительный взгляд на немытую тарелку и чашку возле раковины. – Слышала, небось? – посмотрела торжествующе и заулыбалась, что в последнее время случалось с ней крайне редко. – Наши на демонстрацию вышли против реформы ЖКХ.

– Мамочка, наши – это кто?

– Как кто? Ты уж совсем с ума сошла! Пенсионеры! Которые выжили… еще… пока. А лозунг знаешь какой? «Меняю квартиру на могилу!» – торжествующе сказала она. – Потому что платить нечем.

– Мамочка, ну а ты-то при чем? У тебя есть чем платить, – попробовала возразить Александра.

– Все равно меня тоже скоро выселят, – сказала старушка скорбным голосом.

– Тебя? Почему?

– Самолеты стали ниже летать, – ответила вполголоса, оглянувшись по сторонам. Заметив недоумение на лице дочери, пояснила: – Наш дом высокий и им мешает. Значит, будут сносить, – на глазах у нее выступили слезы. – Я почему к тебе и приехала – посмотреть, будет ли где приютиться.

– Палыч, приветствую. – Голос Онуфриенко звучал встревоженно. – У нас выбивают людей… Погибла Людмила. Да-да, астролог из Украины… Чудесная женщина… Автомобильная авария… Лобовое столкновение… Вместе с мужем… Да, трое детей… Незадолго до этого была у меня в Москве… Одну ситуацию я отвел. Помнишь, месяц назад? Думал, уже все… Надо искать замену…

Короткий зимний день приближался к концу. Мелкая снежная крупа сыпалась на лобовое стекло ее машины, еле продвигавшейся в привычном заторе на Новом Арбате. По резервной полосе, угрожающе покрякивая и моргая синими проблестковыми маячками, в ту и другую сторону проскакивали, по неведомым правилам уступая друг другу дорогу, черные иномарки государственных мужей, политкумиров, руководителей силовых структур и недоступно-таинственных олигархов. По радио привычно балаболил известный диджей, смаковавший интимные подробности из жизни поп-, теле-, кино-, радио-, спорт-«звезд» и других завсегдатаев светских тусовок. Рекламные щиты и растяжки над дорогой призывали к шопингу, звали в рестораны отмечать день святого Валентина и на просмотры фильмов с названиями, обещавшими «экшен», кровь и чудеса компьютерной графики… Сумрачный город посредников завершал свой бизнес-день…

– «Ищите же прежде Царствие Божие и правды Его, и все это приложится вам», так сказано в Новом Завете! – услышала Александра, когда, войдя в помещение «Артефакта», приостановилась у зеркала поправить волосы. Из приоткрытой двери курительной комнаты рядом с мужским туалетом доносились возбужденные голоса, что означало: артефактовская жизнь бурлит.

Александра увидела трех мужчин, выходящих из курилки. Один был сухощавый и жилистый, в казацкой форме с красными лампасами, пышными усами и «мелеховским» чубом, другой – худенький, с жидкой бородкой и аскетичным лицом, одетый в черную рясу, третьим же оказался Пал Палыч. Поставив портфель на пол, он столь старательно протирал очки, что даже не разглядел старую знакомую.

– Палыч, ты мне, конечно, люб, – казак ухватил собеседника за лацкан пиджака, – потому как нутром чую, человек ты хороший. Но говоришь иногда так, – казак поморщился, –