Согейр упал на живот, но попытался встать. Сломанная нога кровоточила и не слушалась. От боли темнело в глазах. Дитя подало ему руку.

– Ну всё? Довольно?

Удар. Их высочество отшатнулось, схватившись за ребро. Согейр оттолкнулся от земли здоровой ногой и навалился на противника. Оба рухнули на пыльную каменную кладку, покатились клубком, избивая и пытаясь задушить друг друга. Дитя оскалилось, пропустив удар в челюсть, плюнуло Согейру в лицо кровью, затем вытянуло шею и схватило зубами кусок плоти у него под ухом. Согейр заорал, чувствуя, как рвётся его кожа. Дитя разжало челюсть и ударило касарийца в ухо. Оглушённый мощным ударом, Согейр отлетел в сторону и схватился за место укуса.

– Ты сам напросился.

Теперь Дитя разозлилось по-настоящему, подняло меч и пнуло лежащего под дых. Согейр почувствовал, что не может вдохнуть, и попытался отползти. Последовало два удара по почкам и голове. Перед глазами запрыгали разноцветные мушки, затошнило. По телу прокатилась волна отупляющей боли. Попытался встать, наугад махнул мечом. Небо скользнуло в сторону и поменялось с землёй местами, солнце слепило, во рту стоял привкус крови, под рукой в грязи лежал выбитый зуб. Согейр проигрывал, проигрывал недостойно, быстро, и, самое страшное, что вдруг стало очевидно его жене, – он этого хотел. Предатель, который нашёл своего палача. Под прикрытием озлобленной мести он пропускал один удар за другим, бросался на лезвие фалькаты, падал, терял оружие и снова поднимался для очередной отчаянной, бессмысленной атаки.

– Хватит! – закричала Нила и подбежала к мужу в тот момент, когда Дитя занесло над его головой меч для последнего удара.

Согейр ещё был жив, но походил на окровавленный кусок мяса в обёртке из тряпок. Лицо – сплошное месиво из крови и порезов. Повязка на глазу слетела, явив миру дыру, замазанную антисептическими травами, шина на ноге была срезана и телепалась на колене на тонкой перевязке.

– Хватит! Пожалуйста!

Женщина, плача, упала рядом с мужем, закрывая его своим телом, и положила свою голову туда, куда метила фальката. Дитя остановилось отдышаться. Има осталась стоять в стороне, прижавшись к юбке одной из служанок, и угрюмым зверёнышем смотрела из укрытия.

Дитя опустило меч и вытерло вспотевший лоб.

– Зараза, – выругалось оно, растерев между пальцами краску и кровь.

– Пожалуйста, не убивайте, – плакала Нила.

Дитя бросило беглый взгляд на Согейра и опёрлось на меч, как старуха на клюку.

– Это убийство будет милосердием. Посмотри – он не жилец.

– Не надо.

– Не надо, – повторило Дитя. – Смотри, легат, как жена твоя за тебя убивается. Любит тебя, а ты? Вот то-то и оно. Боже, я хочу пить.

Дитя облизнуло пересохшие губы, размяло шею, будто наслаждаясь тем, что Нила ждёт его решения. И ответило:

– В общем так, – их высочество с протяжным свистом вставило фалькату в ножны, – к вам, леди Нила, лично у меня претензий нет. Решение отца остаётся в силе. Идите хоть на все четыре стороны. А этот пусть подыхает тут. Нахрен вам мужик, у которого в башке другая баба? Да, Согейр, я знаю. Твои вопли после боя были слышны отсюда до Касарии. И все в замке знают, от подвала до крыши башни Ардо, даже твоя благоверная. Леди, нашли бы вы себе другого мужа, который не будет мечтать пёхать королеву. Всё, леди. Можете идти. Что на вас и с собой – всё ваше. Но на лошадь из-за вашего муженька можете больше не рассчитывать, сами дойдёте до Мраморной долины, но и преследовать вас никто не будет. Теймо, в трактир. Да. Чихать мне на приказы Теабрана. Хочу промочить горло. Не хочешь? Как знаешь. Тогда проследи, чтобы она ушла. Мне не нужны сюрпризы.

Дитя по-разбойничьи свистнуло слуге привести Велиборку – не идти же в трактир после драки пешком, – и пока слуга исчез выполнять приказ, о чём-то зашепталось с наследником графа Приграничья, как вдруг…

– Глядите, чой делается, а? – ткнул в сторону легата какой-то обрюзгший мужик, судя по замызганному переднику, мясник.

Дитя и Теймо тут же обернулись на призыв, и оба замерли с вытянутыми от удивления лицами.

– Да ладно, – не поверило Дитя.

На глазах всех свидетелей, согнувшись пополам, леди Нила взвалила себе на спину израненного мужа и пошла по дороге в сторону ворот. Рядом семенила маленькая Има.

Теймо покраснел и затоптался на месте, будто его сапоги стали полны иголок.

– Нет, – остановило его благородный порыв Дитя. – Пусть. Посмотрим, как она вот так дойдёт хотя бы до городской стены.

И она шла. Шла медленно, шаг за шагом, перед людьми, которые провожали её молчаливыми взглядами, шла тяжело, сгибаемая весом своего мужчины, и плакала.

На то, как Нила выносит Согейра из Паденброга, сбежалась поглазеть половина города. Поглазеть жадно, с туповатым любопытством, ставя деньги: донесёт хотя бы до ворот – не донесёт. Люди высовывали головы из окон лавок, усмехались вслед и качали головами, шептались, хмыкали, присвистывали, кто-то восхищался, но никто не изъявлял желания помочь, кроме местного кретина Яри, которого, впрочем, боязливая мать быстро загнала тряпкой в дом, откуда тот теперь жутко ревел, как голодный осёл.

Нила шла и плакала от унижения, боли и обиды, иногда останавливаясь и глядя далеко ли ворота, за которыми её ждали сотни лиг. На спуске, у моста Королевы Сегюр кто-то из мальчишек ради сомнительной забавы бросил ей под ноги камень, Нила оступилась и упала, едва удержав мужа на плечах. Тяжёлое стонущее тело придавило её сверху. Отчаянный вопль безысходности, усталости и злости вырвался из её груди, а люди стояли толпою и смотрели.

– Что вы смотрите?! – закричала она, обращаюсь к тупым рылам наблюдателей. – Что смотрите?!

И обняла Согейра, покачивая, будто убаюкивая.

Ей не ответили. Только шепотки прокатились по толпе и быстро стихли.

– Говорил же, не донесёт, – разочарованно сказал кому-то кто-то.

– Бросай его.

Рядом на корточки села Има и прислонилась к матери плечиком.

Вдруг рядом раздался тихий цокот. На изгнанников упала высокая тень, перекрыв яркое солнце.

Нила подняла голову и увидела перед собой чистенькую Ситри, навьюченную брошенными у подножия Туренсворда узлами с её вещами, и Теймо Корбела, который протягивал ей руку.

Глава 33 Союзники

«…Умоляю тебя, мой дражайший друг, прошу, возьми к себе моего любимого Роланда! (размытые чернила) в Утёсе стала для нас всех невыносима. Особенно после вестей о смерти Осе и Суаве. Я уже писала о том, что люди стали косо на нас смотреть, а вчера вообще кто-то неизвестный поджёг наш склад с собранным хмелем – хорошо, что слуги успели вынести оттуда бóльшую часть тюков. Но сам пожар! Нас просто выживают из нашего же дома.

Мы не торговали с Теабраном. Никогда не вели с ним никаких дел. И в мыслях этого не было никогда, мы же собирались женить сына на принцессе Ясне, зачем нам было торговать с врагом её отца? Мы не предатели! Я не понимаю, откуда взялись те письма и чеканки! Это какое-то ужасное недоразумение или ещё хуже – колдовство!

Я не понимаю, чем наша семья это заслужила? Мы с Эрдором умоляем тебя! Да, мы приняли решение принять присягу и усилить охрану замка, но это вынужденная мера, и нашему Роланду это всё равно не поможет. Прошу, помоги! Если дело в деньгах, мы не будем скупы, мы выделим хорошее пособие на содержание сына, сколько попросишь, чтобы он не стал тебе обузой. Просто забери, забери его к себе подальше от (размыто) несправедливости! Можешь нанять его в казначеи, он очень умён, а стать рыцарем после неудачи на тавромахии он уже не сможет…»

– Почему? – не понял граф Урбино, помяв письмо межу пальцами.

«…Или найми в секретари – ему необходимо чем-то заняться. Боюсь, что если то уныние, которое сейчас терзает его душу, продлится ещё хотя бы день, он снова вскроет себе вены.