Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло по меньшей мере четыре часа, прежде чем они решили остановиться на ночлег. Сбросив вещи, их отряд устроился в небольшом проходе, разложив спальные мешки вокруг костра, который развела Анья с помощью желтого порошка. В этом месте стены уже были не такими мокрыми как вначале, и запах моря практически исчез, сменившись более насыщенным запахом плесени и мха. Те, кто нес вещи, тут же улеглись спать, а Феликс, с еще несколькими людьми, встали на стражу. Не то чтобы в таком месте на них мог кто-нибудь напасть, но как сказала Анья, в этих пещерах часто бывают приливы, правда она так же уверила, что опасаться им нечего, а поэтому вместе со всеми ушла отдыхать. Эскер же не стал испытывать судьбу, и поставил несколько человек охранять их лагерь, да и Феликс еще помнил, как на них напали зоарийцы в темном кабинете сумасшедшего Камалладина.
— Я не говаривал это раньше, но мои братья так же имели сопровождение вашего первого царя, когда тот нес табличку. — сказал Синох, который, как и Феликс, решил еще немного пободрствовать.
— Так тебя поэтому послали к Хепзибе? — высказал догадку Феликс. Слова монаха не сильно удивили его, хотя и раздразнили новый интерес. Он уже давно догадался, что Синох не просто так приехал в Стелларию, чтобы ознакомиться с культурой и традициями империи. — Если так, то у вас должны были остаться какие-нибудь записи про тот поход. — сказал он, без какой-либо надежды на положительный ответ.
— В наших книгах имеются только малые записывания тех событий. — ответил Синох. — Мы, как и морская женщина, не имеем знания зачем нужна табличка.
— Почему же тогда тебя отправили в Стелларию, если вы даже не знаете, для чего это нужно? — нахмурил лоб Феликс.
— У нас не имеется знания о табличке, но имеются пророчества. Нам велено отправляться за табличкой, когда на небе местополагается Глаз Хасиналя.
— Как ты сказал? Это что еще такое?
— Звезда. О ней еще говаривала морская женщина. — Синох по своему обыкновению сидел неподвижно, и Феликсу, в который раз показалось, что он разговаривает с камнем.
— Значит за всю историю была лишь одна экспедиция в Храмы-Города? — подумал вслух Феликс, подкидывая в костер самых сухих из тех досок, которые они смогли добыть со «Стумпы».
— У нас имеется знание, что была еще одна попытка. Через год, после возвращения вашего царя, к нам пришли другие, тоже из империи. Они принимали попытку идти в Аль’эшул ра Синмал, но уже без сопровождения. Пастух Дэй говаривал о них вместе с хозяйкой Хепзибой. Это были предки тех, кто сейчас именуется Тенебрисами.
Феликс глубоко задумался, пытаясь осознать то, что ему рассказал Синох. Если верить словам архивариуса, который ухаживал за святой скрижалью, то десять лет назад Анастериан Тенебрис пытался завладеть таблицей, но ему это не удалось. Скорее всего он не смог ее поднять, хотя, при должных усилиях, он наверняка бы смог это сделать. Анастериан был претором запада, и обладал непомерной силой, которая могла соперничать с силой Гантэра и Синоха, а Феликс своими глазами видел, как монах, хоть и с большим трудом, но смог переносить скрижаль. Если не для того, чтобы ее украсть, тогда зачем Анастериан подходил к скрижали? А тут еще выясняется, что и его предки как-то замешены с предыдущей экспедицией. Зачем они возвратились? И знал ли об этом Гелиос?
Множество вопросов крутились в голове Феликса, и ни на один он не мог дать однозначного ответа. Ему казалось все это очень важным, да и Дэй, судя по всему, тоже был обеспокоен вниманием Тенебрисов к скрижали. Феликс окинул взглядом спящих, и не смог понять, где именно спит пастух. Ему хотелось расспросить Дэя получше о том, что ему известно про семью Анастериана, но делать это сейчас было бы грубо и невежливо, а поэтому Феликс решил поговорить с пастухом, как только все проснутся и вновь двинутся в путь.
Когда настал его черед ложиться спать, Феликс подложил под голову свою сумку со скрижалью. Даже сквозь дубленую кожу он чувствовал приятное тепло, которое исходило от небесной таблицы. Он не помнил, как уснул, но когда проснулся, некоторые наемники, из тех, кто стоял вместе с ним на страже, еще дремали. Когда же он снова погрузился в сон, то ему стали сниться странные картины. Он увидел гнетущее черное солнце, которое заслонило собой все небо, словно огромная каракатица, извивая свои огненные отростки, будто пытаясь поглотить ими все сущее. Феликс чувствовал исходящие от солнца волны злобы и великой утраты, которые, словно магнитный камень, тянули его к себе. Он чувствовал его пульсацию, будто огромное сердце билось прямо посреди бескрайнего мира. Сама же земля, на которой он стоял, была голая и лишенная жизни, похожая на пустыню, она не имела даже цвета, представляла собой сплошную серую массу, и лишь изредка он замечал раскиданные на ней черные перья. Его ноги сами собой шли в направлении темного солнца, преодолевая один безжизненный бархан за другим, за которыми не было ничего кроме серого песка и черных перьев. Но Феликс чувствовал, что где-то там вдалеке есть что-то живое, что-то еще, кроме несущего печаль солнца. Неведомая сила влекла его вперед, навстречу пульсирующей холодной ярости и всепоглощающей горести.
Когда Феликс проснулся, то увидел, как на костре побулькивает котелок, рядом с которым стоял Милу, шевеля большой ложкой содержимое. При этом лицо у него было такое усидчивое и напряженное, будто он готовил завтрак самому императору. По запаху Феликс догадался, что это был обычный суп. За два месяца он успел привыкнуть к неприхотливой еде, а поэтому горячий бульон из сушеного мяса и овощей пришелся ему по вкусу. И лишь когда Феликс полностью отошел от своего необычного сна, и его желудок наполнился теплой едой, только тогда он заметил, что нескольких человек не хватает.
— А где Дэй и Анья? — спросил он у Эскера, который в это время склонился над картой.
— Они с небольшим отрядом отправились вперед, чтобы встретиться с теми, кто будет нас встречать. — ответил Эскер, не отрывая взгляда от карты. — Мы решили не ждать пока все проснуться, так мы сэкономим время.
Феликса не очень обрадовала мысль, что Анья, которая лучше всех ориентировалась в этих пещерах, ушла вперед, но потом он успокоил себя тем, что скорее всего она каким-нибудь