говорит о периодическом открытии и закрытии космической книги или, точнее, развёртывании небесного свитка, указывая на похожую идею непрерывного творения. Другой мотив, позже обретший большую важность среди каббалистов, был предоставлен высказыванием р. Аббаху (III в.) в Берешит Рабба, раздел 9 (и в параллельном пересказе Шемот Рабба), который выводил из Еккл. 3:11, что «Бог сотворял и разрушал миры до творения этого; Он сказал: этими я доволен, этими — не доволен». Здесь мотив миров, продолжающих наше творение, сочетается с мотивом предыдущих миров, который также играет роль в учении о шемитта. Разрушение объясняется каббалистами Жероны как прерывание потока эманации, который больше не течёт к низшим мирам, к небесам и земле, но остаётся замкнутым на себе. Тогда творение остаётся в хаотическом состоянии, и новая жизнь образуется, только когда поток снова обновляется.

В книге Темуна учение о шемиттот разрабатывается детально и тесно связывается, прежде всего, с мистической концепцией природы Торы. Существует высшая Тора, с которой мы уже встречались как с тора кедума. Эта изначальная Тора — ничто иное, как божественная София, содержащая в себе в чистой духовности следы всякого бытия и становления. Её буквы «очень тонки и скрыты, без очертания, формы или предела». Но когда исходят низшие сефирот, они действуют в каждой шемитта по-разному, согласно конкретному закону каждой из них. Ни одна шемитта сама по себе не способна проявить все силы Бога, выраженные в Софии и в изначальной Торе. Скорее, безграничное и замкнутое на себе содержание этой изначальной Торы распределяется во время космического и исторического творения таким образом, что каждая шемитта раскрывает конкретный аспект божественного откровения, а с ним и намерение Бога в данной конкретной единице творения. Это значит, в сущности, что конкретная каузальность каждой шемитта выражается в соответствующем откровении Торы. Духовные энграммы, скрытые в изначальной Торе, точно не претерпевают никакого изменения в своей сущности, но проявляются в различных перестановках и формах, составленных из букв Торы и собранных но-разному в соответствии с изменяющимися шемиттот.

Предположение о единой Торе, которая, в то же время, является высшей и самой всеобъемлющей сущностью, таким образом, служит оправданием существования самых разных проявлений в изменяющихся шемиттот. Фундаментальный принцип абсолютного божественного характера Торы, таким образом, устанавливается, но получает толкование, делающее возможным совершенно новую концепцию. В этой связи необходимо подчеркнуть, что такой столп современного ортодоксального иудаизма, как Нахманид, не видел в этой идее отклонения от учения о единственном божественном откровении. В предисловии комментария к Торе он обращает внимание на принципиальную разницу между абсолютной природой Торы и её способами появления перед нами. Тора существует сама по себе как единый организм божественных имён, то есть проявлений их сил или энергий, без разделения на «постижимые слова». В таком состоянии Тора не «разборчива» для людей. Во время синайского откровения Бог научил Моисея, как читать Тору, разделяя её на буквы и слова таким образом, что это имело смысл на иврите. Эти рассуждения также открывали дверь возможности альтернативных мистических прочтений, и именно эту идею книга Темуна представляет таким радикальным образом.

На самом деле, согласно этой книге, мир, в котором мы живём и который знаем, как творение, начавшееся столько-то лет назад, совсем не первый. Ему предшествовала другая шемитта: эон Милости, в течение которого все сефирот действовали под определяющим режимом этой главной сефиры. Мир, «созданный Милостью» в то время, согласно толкованию, данному каббалистами для Пс. 88:3, несколько походит на Золотой век греческой мифологии. Эта шемитта полностью купалась в свете. Сферы небес были просты и не составлены из четырёх элементов; люди находились на высочайшей духовной вершине и обладали чистым телом. Даже скот и другие животные тогда находились высоко, как животные, несущие Меркабу в нашей шемитта. Поклонение существ тогда напоминало прославление Бога ангелами в нынешнем эоне. Не было ни изгнания тела, как у Израиля, ни изгнания душ, то есть переселения душ[873]. Человек выглядел, как небесный человек, которого Иезекииль видел на престоле. Проявление изначальной Торы, зримой существами той шемитта, шло исключительно со стороны Милости. Поскольку не существовало злой наклонности и змея-искусителя, Тора этой шемитта (то есть, способ сочетания мистических букв) не содержала ничего о нечистотах или запретах. Даже те буквы имели простую форму и не были в большинстве составными, как сейчас [874].

Совсем иначе с нашей нынешней шемитта, эоном Строгого Суда. Здесь сконцентрированы все силы суда, и как всякий органический процесс оставляет следы, отходы и осадки — которые каббалисты после книги Темуна обычно называли остатками — так и нынешняя шемитта собирает все эти следы[875]. Тогда неудивительно, что в этом эоне золото — самый драгоценный металл, ведь своим красным цветом оно символизирует силу суда, в отличие от белизны серебра, представляющего милость. Из-за режима этой сефиры происходят изгнания и переселения души. Это также объясняет особый характер Торы, которая задумана так, чтобы показывать путь почитания Бога в особых условиях этого эона. Нынешний эон управляется злыми наклонностями, происходящими из силы Строгого Суда и склоняющими человека к идолопоклонству, чего не происходило в предыдущий период. В настоящее время Тора нацелена на то, чтобы покорить силу зла, и потому содержит предписания и запреты, вещи разрешённые и запрещённые, чистые и нечистые. Лишь несколько душ, зародившихся в предыдущем эоне, возвращаются, чтобы сохранить мир посредством силы милости и умерить разрушительную строгость суда. Среди них Енох, Авраам и Моисей. В настоящее время даже совершенный праведник должен войти в тела животных; в этом тайная причина особых предписаний о ритуальном жертвоприношении.

Учение о переходе душ в тела животных появляется здесь впервые в каббалистической литературе; оно может отражать прямой контакт с идеями катаров и подкреплять аргумент о прованском происхождении Темуна. Но среди катаров, как и в Индии, это учение привело к вегетарианству, тогда как здесь, напротив, вело к более дотошному соблюдению предписаний о поедании мяса; убийство животного и поедание его плоти связаны с вознесением души от животного до человеческого существования. Иная концепция ада, которая бы соперничала с идеей переселения душ, похоже, находится вне кругозора нашего автора. В остальном книга обращается к этому учению с большой неохотой, несмотря на его почти безграничную законность; старый комментарий, напечатанный вместе с изданиями текста, был гораздо менее сдержанным[876].

Автор даже знал, что в нынешнем эоне буквы Торы отказались собраться в конкретные сочетания, составлявшие форму, в которой они должны