– Ой, я не могу, не могу! – шептала Лёлязадыхаясь. – Это просто… я не могу! Как же все это?.. Или мы правдапроизошли от каких-то зверей? А если людей создали боги, почему мы такиежестокие, страшные? Или в той программе, которая заложена в нас, благодарякоторой мы должны быть добры и великодушны, произошел сбой? Глюк проскочил?

Дмитрий кивнул:

– Может, и так. А ты не думаешь, что они там…наверху… наоборот, все именно такие, что там как раз норма – изощренная жестокость,а милосердие – это и есть глюк в программе?.. Ладно, давай собираться.Неспокойно тут. Скорее бы дойти до машины, там отдохнем.

Теперь ношу распределили так: Олеся взялакозленка, Лёля – одну из сумок и базуку, а малость оживший Леша навьючил насебя рюкзак. Дмитрий боялся, что мальчишка рухнет от этой тяжести, однако утого на лице появилось непривычное упрямое выражение и даже щеки зарозовели.Похоже было, и впрямь дойдет и донесет! Ну а сам Дмитрий, разумеется, опятьвзвалил на спину Семибратова.

Они шли по руслу реки, старательно обходядеревню.

«Глюк в программе, – твердил про себяДмитрий. – Глюк в программе… грамме… гамме…» И снова: «Глюк в программе…»

Он не отдавал себе отчета в мыслях, просторитм этих слов точно совпадал с ритмом ходьбы и, как ни странно, помогал несбиваться с шага. Впрочем, эта хитрость известна пешеходам и бегунам небось ещес доисторических времен. Только поэтому и были придуманы боевые барабаны истроевые песни. А также пионерские речевки:

Кто шагает дружно в ряд?

Это наш большой отряд!

Ногу выше поднимай,

Песню дружно запевай!

Может, и правда запеть, а то ноги совсемперестали подниматься? Тело Семибратова с каждым шагом наливается все большейтяжестью. Странно – он ведь небольшого роста, не такая уж ноша… И вдруг Дмитрийпонял, что означает эта особенная тяжесть, навалившаяся на плечи.

Когда он перестал слышать слабое дыханиеСемибратова? Неужели…

Да нет, не может быть! Он не мог умереть. Ондолжен жить! Дмитрий вернет его к жизни, даже если придется всего измолотитьпрекардиальными ударами! Он должен жить, чтобы понять…

Остановился, дрожащими руками начал сниматьношу с плеч – и вдруг что-то резко, сильно толкнуло его в спину и сбило с ног.

Лёля сначала не поняла, что произошло,услышала только странный треск позади. Обернулась – Дмитрий лежал на траве, асверху на него навалилось тело Семибратова. В первую минуту подумала, что онспоткнулся, упал, а теперь не может подняться. Скинула с плеча сумку, упала наколени – и замерла, увидев рваную дырочку на спине Семибратова, в которой слабопузырилось кровавое месиво. Дмитрий не шевелился… И ясно, ясно стало все, яснодо рези в глазах, до звона в ушах. Она слабо крикнула – и подавилась криком,услышав ненавистный, такой знакомый голос:

– Встань! Подними руки!

Как во сне, выпрямилась. Ох, если быпроснуться! Или хоть умереть, лишь бы не видеть этой фигуры в почернелойодежде, кое-где висящей лохмотьями! Лёля медленно потянула руку ко лбу, пытаясьперекреститься: крестное знамение отгоняет призраков и оживших мертвецов.

– Кому сказал! Руки вверх!

– Дядя Петя! – взвизгнула рядом Олеся, итогда Лёля поверила своим глазам.

Да, это был он, доктор Зиберов, – стоялшагах в десяти от них, цепляясь за ствол толстенной осины, едва удерживаясь наподгибающихся ногах, бледный, страшный, окровавленный. Он и правда походил наожившего мертвеца, потому что вряд ли кто мог выжить после аварии вертолета. Они не выжил – ожил. Восстал из мертвых! И снова пошел пить людскую кровь…

– Олеся, иди сюда! – слабо позвал он, нодевочка отпрянула, прижалась к Лёле:

– Нет! Не хочу к нему! Я его боюсь!

– Иди сюда, говорю!

В это мгновение Леша сорвался с места, ринулсявперед, заплетаясь длинными худыми ногами:

– Не надо! Не убивай девочку!

И упал вниз лицом, поскользнувшись на росистойтраве, придавленный тяжестью рюкзака.

– Не путайся под ногами, дебил, –брезгливо буркнул доктор, вскидывая пистолет.

– Леша, Леша!

Олеся побежала к мальчику, упала рядом,замахала руками:

– Не трогай Лешу!

Козленок отбежал, крича жалобным, тонкимкриком.

Доктор сделал несколько шагов вперед, волочаногу.

– Заткнитесь, щенки! – взвизгнулон. – Перестреляю всех! Эй ты! Достань из сумки аптечку! Быстро!

Лёля поняла, что это относится к ней.

– Пожалуйста, – пробормотала, еле шевелягубами, – пусть дети уйдут. Потом я сделаю все, что ты хочешь!

– Условия?.. – Он задохнулся, качнувшись,схватился левой рукой за бок. – Быстро, ну! Потом Олеся пойдет со мной, апикнешь – пристрелю, как этих!

Лёля растерянно огляделась, пытаясь вспомнить,где была аптечка, в сумке или в рюкзаке. Рюкзак у Леши… нет, вроде в сумке. Онаопустилась на колени, тщетно пытаясь справиться с «молнией» дрожащими пальцами.Тяжесть базуки гнула ее в сторону.

– Да брось ты свою подзорную трубу! –раздраженно прикрикнул доктор. – Шевелись давай!

«Молния» наконец-то раздвинулась, и Лёля почтисразу нащупала зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке.

Начала тяжело подниматься – и замерла,опершись рукой о траву. Показалось или… Нет, не показалось! Дмитрий повернулголову, шевельнулся, пытаясь сбросить тяжесть мертвого тела…

Лёля рванулась было к нему, но тут жеспохватилась, испуганно выпрямилась.

Поздно! Доктор заметил и ее порыв, и движениеДмитрия!

– Ах, черт! – выкрикнул изумленно. –Неужели жив?

И косо побрел вперед, вытягивая руку спистолетом.

– Нет! – крикнула Лёля, бросаясь вперед.Базука больно ударила ее по бедру…

Базука! В следующее мгновение Лёля повернулабазуку к доктору, который был уже в трех шагах, и что было сил рвануласпусковой крючок.

Отдача была такова, что ее отшвырнуло назад.Лёля грохнулась навзничь, лишившись дыхания. Она не видела, как поток пены соскоростью пятьдесят метров в секунду вырвался из дула базуки, ударился в грудьдоктора и увлек его за собой.