Кто-то из эльфов судорожно вздохнул.

– Эта великая тьма, – продолжил корольторжественно и скорбно, – накрывает мир… города из блистающего белогокамня исчезают, как будто стертые рукой небесного великана… Уходят из мираживых прекрасные белые колонны из лучшего гипарийского мрамора, барельефы напортиках храмов, исполинские гордые башни магов, несокрушимые городские стены,все дома, базары, большие и мелкие храмы, фонтаны, просторные дворы дляприезжих, умело созданные пруды с мраморным дном и дорогими скамьями дляотдыхающих… Темное небо опускалось и воцарялось на земле, души людей бродили помиру богов, общались с давно умершими родителями, зрели богов и слушали ихдивные грохочущие речи. Никогда-никогда в ночи не вспыхивал свет костра илиочага, это немыслимо, кто же променяет блаженство общения с богами на жалкоеудовольствие от похлебки или куска жареного мяса?

Кто-то всхлипнул, кто-то заскрежетал зубами. Придон сизумлением видел за столом бледные искаженные лица. Король выдохнул:

– Но вот настала та страшная эпоха, когда на небе совсей ужасающей мощью вспыхнула Луна… Нет, она не просто вспыхнула! Она долгометалась по небу, отыскивая себе место, и все ее метания вызывали страшныеземлетрясения, ураганы, с неба падал огненный дождь, сыпались камни размером соскалы, а земля лопалась, из трещин выливалась раскаленная земля и заливалацелые города, сжигала людей, скот…

Придон пробирался между скалами, затаивался, выжидал, надголовой теперь покачивалось странное белесое небо, ни ночь, ни день, исчезлосолнце, исчезли звезды, только белесый туман, такой же точно иногдапроскальзывал тонкими струйками под ногами.

Он вздрогнул и ухватился за рукоять топора, когда израсщелины неожиданно вышла темная фигура.

– Конст!.. Зверь, ты напугал меня…

Они обнялись, Конст всматривался в него с жадностью. Вжелтых глазах Придон прочел глубоко упрятанное изумление и сдержанноеликование.

– Ты сумел, – выдохнул Конст, – ну, Придон,ты рожден под счастливой звездой…

– Почему?

– Я видел, как тебя схватили! Как ты сумел уйти от нихживым?

Придон пожал плечами:

– Наверное, потому, что мертвым уйти бы не сумел точно.

– Придон!

– А почему нет? – спросил Придон. – Они всетакие красивые… просто прекрасные. Конст сказал серьезно:

– Под прекраснейшей внешностью могут таиться чудища. Ноты все же уцелел. Что узнал о мече?

– Он дальше, – сказал Придон. – Там есть ещеодна группа уцелевших. Эльфы… это тоже, оказывается, дивы!.. ничего о ней неговорят, сразу умолкают…

– Это понятно, – сказал Конст. – Ты чужой, ате все-таки из их рода-племени. Когда-то был один народ, один род, но осколкизажили… каждый, как сумел. Куда теперь?

– К этим, – сказал Придон твердо, – к другойгруппе!.. Если рукояти меча нет у эльфов, то обязательно у тех, вторых дивов.Странно, эти умники даже не поняли, что у меня за спиной ножны того самоговолшебного меча! Почему?

Конст развел руками. Улыбка его стала горькой.

– Придон, эти ножны диковинны только вам, людям. Аэльфы столько видели… что подобные ножны… ну, совсем не кажутся необычными. Онивсе видели, но просто не обратили на них внимания.

Придон скривился.

– Подумаешь! Все видели, все знают… Потому их иперебьют когда-то. Как живут? Этот дворец, как рассказали, пять тысяч лет назадпостроили! И с той поры хотя бы башенку добавили, хотя бы одно окно прорубили…Только землю занимают. Ну и что, если никому не мешают? Не мешают, такпомешают.

– Ладно, не злись. Обидели, подумаешь! Ладно, я за этовремя присмотрел удобную тропку на ту сторону долины. Правда, заросла, нокогда-то, судя по следам, между этими двумя общинами фей была оживленнаядорога…

– Фей? – переспросил Придон. – Я думал, чтофеи…

– Только женщины? – договорил Конст. – Нет,конечно. Феи – это часть нашего дивьего народа. Общее название для…

Он умолк, тропа сузилась, ее перегораживали сорвавшиесясотни лет тому с гор камни, пришлось перелезать, стараясь не выдать себя нисопением, ни стуком подошв. Придон прошептал:

– Не знаю насчет их владений. Эльфы обмолвились, что ихкрепость… я говорю о крепости второй общины, почти на виду, но скрыта. Из видускрыта. Они – могучие колдуны! Даже сами эльфы говорят про них как проколдунов! А себя, значит, колдунами не считают, понял?.. Так что будем идти,пока не ударимся лбами о стену.

Конст сказал несчастным голосом:

– Или пока нас не цапнут незримые руки. Те люди ужемогут наблюдать за нами. Прямо сейчас.

Придон зябко передернул плечами, даже думать о такомгадостно, сказал тяжело:

– А что делать? Я буду драться, а ты постарайсяспрятаться.

– Почему так?

– А ты меня потом спасешь, – предположил Придон.Обоим стало смешно, Конст покачал головой.

– Ох, Придон… Не всегда тебя спасет острый боевойтопор!

– Не всегда, – согласился Придон. – Ты прав.Надо еще и кинжалом.

Он с тоской смотрел на каменную отвесную стену в десяткешагов впереди. Отвесная, отвратительная, без единой щели. Верх грозит небубелыми ощеренными зубами, блеск вышибает слезу из глаз, холодом веет так, чтоуже сейчас начинают стучать зубы. Единая цельная стена, забор, сотворенныйрукой бога, без единой трещинки, словно только что созданный.

– Ох, что это… – пробормотал за его спиной Конст.

Придон оглянулся, сердце в страхе сжалось. Наступает туман,серый, тяжелый, чем-то похожий на застывшее неопрятное железо. От него несетнеживым, хотя умом понятно, что туман и есть туман, ничего опасного, но все жетревожно, в любом тумане тревожно, а когда вот такой гадостный, то вовсе потелу мурашки…

А за стеной, что предстоит перелезть, выглядываютзаснеженные, и оттого слепящие на солнце острые вершины. Придон судорожноперевел дыхание, ноги сами понесли прочь от настигающего тумана. Трава исчезла,под ногами поскрипывают камешки. Здесь песок зернистый, грязно-оранжевый, вмелких острых камешках, словно наверху чешутся великаны, а сюда осыпаютсякаменные чешуйки.

– Придон, – вскрикнул Конст. – Туманнаступает!

И, обгоняя Придона, полез наверх. Придон стиснул челюсти,минуты страха и растерянности ушли, пальцы пошли привычно цепляться занеровности в камне. Мышцы напрягались, подтягивая тело, упирался ногами, стенамедленно уползала под ним вниз, а он, прижимаясь всем телом, всползал все вышеи выше.

Он слышал только свое хриплое дыхание, а так везде жуткаязвенящая тишина, не слышно даже Конста, хотя, если скосить глаза, онкарабкается слева чуть ниже. Иногда доносился звон, потом соображал, что отнапряжения звенит в ушах. Если в походе к Черной Горе едва не оглох отпостоянного грохота, там земля прыгала под ним, как конь при виде стаи волков,то здесь в облике вечных гор является сама вечность, он слышит ее и дажечувствует ее.