— Так ты разделила любовь с бедным молодым юнкером? — плутовато спросила Берта покрасневшую кузину. — Кузен Крафт тоже хотел бы разделить любовь со мною, но пусть до поры до времени один несет эту тяжесть. Однако ты опять помрачнела. Спою-ка я тебе еще одну песню старого Вальтера:

Мария похвалила песню Вальтера фон дер Фогельвайде, сказав, что это хорошее утешение в час разлуки. Берта согласно кивнула.

— А я знаю еще одну песенку, — улыбнулась она и запела:

Не успела Берта допеть свою песенку, как калитка распахнулась, раздались мужские голоса, и девушки встали, чтобы приветствовать долгожданных гостей.

— Господин фон Штурмфедер, — обратилась к рыцарю, после того как поздоровалась, Берта, — простите, что я отважилась пригласить вас в сад моего отца, но кузина Мария хочет через вас дать некое поручение для своей подруги. Ну а мы немножко прогуляемся, — она обернулась к господину Крафту, — чуть-чуть поболтаем о вчерашнем вечере.

И с этими словами взяла кузена за руку и повела его в тисовую аллею. Георг подсел к Марии. Она склонилась к нему на грудь и горько расплакалась. Плакала и плакала. Все нежные слова, которые он шептал, не могли остановить ее слез.

— Мария, ты же всегда была мужественной, почему же теперь смиряешься с судьбою и отказываешься от надежды?

— Надежды… — печально повторила девушка. — У нас нет никакой надежды.

— Выслушай меня. В это как раз я не верю. Любовь так глубоко и прочно поселилась в моем сердце, ничто не сможет ей навредить.

— Значит, ты все еще надеешься? Тогда выслушай меня. Я должна открыть тебе тайну, настолько важную, что это связано с жизнью отца. Отец мой — заклятый враг Швабского союза и друг герцога. Он прибыл сюда не столько из-за дочери, сколько по делам, чтобы разведать планы союза и, по возможности, деньгами и словами их спутать. Как ты думаешь, отдаст ли противник союза свою единственную дочь юноше, который может стать причиной нашей гибели, человеку, примкнувшему к тем, кто жаждет добычи?

— Твоя горячность может далеко завести, Мария, — прервал ее Георг, — разве ты не знаешь, что в этом воинстве служат и благородные люди?

— Даже если это так, — поспешила возразить Мария, — то они обмануты, так же как обманут и ты.

— Кто это может определенно утверждать? — покраснев, ответил Георг, задетый неодобрительными словами о тех, чью сторону он взял, хотя и подозревал, что доля правды в том есть. — Кто может это с уверенностью утверждать? А может, и твой отец ослеплен и обманут? Как может он поддерживать этого гордого властолюбца, убивающего свою знать, смешивающего с грязью своих граждан, объедающего своих крестьян?

— Таким изображают его враги, так говорят о нем здесь. Но спроси-ка людей, живущих на берегах Неккара, любят ли они своего наследственного князя, даже если его рука кажется порою для них тяжелой. Спроси рыцарей, с которыми он рос, согласны ли они отдать свою жизнь за внука Эберхарда, прежде чем они подчинятся этому гордецу герцогу Баварскому, рыцарям-разбойникам и управителям городов.

Георг призадумался и после некоторого молчания спросил:

— А как оценивают его сторонники убийство Хуттена?

— Вы постоянно говорите о своей чести и достоинстве и не допускаете мысли о том, что герцог тоже защищает свою честь. Хуттен не убит злодейски, из-за угла, как это расписали по всему свету его сторонники, а пал в честном поединке, в котором на карту была поставлена и жизнь герцога. Не буду приукрашивать и защищать все, что он делает, хочу только сказать, что герцог — молодой человек, окруженный плохими советчиками, не всегда поступает мудро. О, если бы ты был таким, как он, — добрым, снисходительным и расположенным к людям!

— Не хватает только, чтобы ты назвала его еще и красавцем-герцогом, — горько усмехнулся Георг. — Ты найдешь богатую замену бедному Георгу, если он приложит усилия, чтобы изгнать мой образ из твоей души!

— Ну, от мелочной ревности я тебя удержать не могу, — со слезами на глазах проговорила Мария. — Ты полагаешь, что сердце девушки не может болеть за отечество?

— Не сердись, — попросил пристыженный Георг, почувствовав свою неправоту, — это была всего лишь шутка!

— И ты можешь шутить, когда речь идет о нашем счастье? Завтра отец покинет Ульм, поскольку война уже объявлена. Должно быть, мы долго-долго не увидимся, а ты шутишь! О, если бы ты видел, с какими горючими слезами по ночам взываю я к Богу, тогда бы твое сердце склонилось на нашу сторону и Бог бы охранил тебя от несчастья быть навек разлученным. Тогда бы ты не шутил так жестоко!

— Однако и это не пошло нам во благо, — мрачно заметил Георг.

— Но разве это невозможно? — Мария схватила его за руку и взглядом заплаканного ангела заглянула ему в глаза. — Неужели невозможно, чтобы ты был на нашей стороне? Иди к нам, Георг! С какой радостью отец приведет к герцогу молодого воина! Каждый меч в такое время дорогого стоит, часто говорит он. Если ты будешь сражаться вместе с ним, мое сердце не будет разрываться на части, а моя молитва о победе не будет перелетать с одной стороны на другую.

— Подожди! — вскричал юноша и прикрыл глаза, чтобы не видеть ее страстно-убежденных взглядов. — Ты хочешь побудить меня сделаться перебежчиком? Вчера я прибыл с союзным войском, сегодня объявлена война, а завтра я перебегу к герцогу? Неужели тебе безразлична моя честь?