Грейсов, просто ради приличия пару раз постучал и залетел, не дожидаясь приглашения.

— День добрый, Виолетта Церновна! — пропел я. И тут же оторопело замер.

Внутри оказалось довольно людно. Медсестра сидела у себя за столом, на стенку около анатомического плаката облокотился, скрестив руки на груди, вожатый Витя и тихонько насвистывал какой-то вальс. Рядом с ним стоял, судя по возрасту, еще один вожатый и описывал длинным с горбинкой носом в воздухе круги и восьмерки в такт вальсу. Какая-то вожатая ходила взад-вперед по кабинету, поджав губы. А Ольга Дмитриевна стояла подле кушетки и, обмахиваясь панамкой, грозным взглядом сверлила двух сидевших на ее разных концах ребят, мальчика и девочку. Оба маленькие, худощавые. На лбу у девочки красовалась большая фиолетовая шишка с редкими незначительными кровоподтеками, уже обильно смазанная йодом.

И вся эта компания мгновенно вылупилась на меня. Мать честная, хорошо, что догадался галстук не снимать. И не отпускать какую-нибудь безобидную колкость в адрес Виолы. А то сейчас бы накинулись аки коршуны.

— А ты кто такой? — спросила неизвестная мне вожатая.

— Это мой помощник, Мария Алексеевна, — ответила ей Виола. — Пионер из отряда Ольги Дмитриевны, зовут Максим. Чудесный мальчик, хочу заметить.

— Ну, я бы не сказала, что прямо уж чудесный, — проворчала Ольга.

— Чудесный-чудесный, — коварно улыбнулась медсестра. — Вы просто, Ольга Дмитриевна, не понимаете всех… его талантов.

Я ощутил, как заалели мои уши. Спасибо, конечно, Виола, но зачем уж так-то?

— Ладно, пусть будет чудесный, но сейчас не о Жеглове речь, — Ольга выпрямилась и, оставив свой опостылевший, кажется, всему лагерю головной убор, вновь уставилась на ребят. — Дронов! Отвечай на вопросы. Был такой факт? В начале этой смены ты обмакнул косу Синицыной в суп.

Мальчик сидел, опустив голову, держась одной рукой за край кушетки. Вторая рука постоянно сжималась в кулачок, словно он игрался с кистевым испандером.

— Был, — тихо ответил он.

— Дальше! Во время похода на пляж ты слепил шарик из мокрого песка и кинул в лицо Синицыной. Верно это или нет?

— Верно…

— Так. Теперь скажи мне, Дронов, — ты живую мышь на линейку приносил?

Мальчик молчал. В это время ему на колено сел комар. Он машинально поймал его и принялся разглядывать.

Я с интересом наблюдал за происходящей процессией. Интересная ситуация. И такая знакомая. Даже лично мне. За вычетом того, что переменные поменялись местами, ибо побили в первом классе меня. Было обидно. Когда она перевелась в другую школу, я вздохнул с облегчением. Потом только узнал, что ежедневные побои туфлей были исключительно ввиду первой непонятной даже ей самой детской влюбленности. Уже когда мы, взрослые лбы, переписывались Вконтакте.

Дела, конечно. Дети такие предсказуемые в своей простоте. И оттого такие непонятные.

— Дронов! Я тебя спрашиваю!

— Приносил, — шепнул мальчик, отрывая у комара лапки.

— И потом ты эту мышь сунул Синицыной за пазуху?

Мальчик молчал. А вожатая, именуемая Марией Алексеевной, а в дальнейшем просто Машей, решила взять инициативу в свои руки:

— Дронов! Ты не у себя дома! Брось комара и отвечай!

— За шиворот, а не за пазуху, — сказал мальчик и мрачно взглянул на сидящую в отдалении девочку из-под челки.

— Хорошо, — продолжила Ольга Дмитриевна. — Мы тебя, кажется, предупреждали, что подобная травля в «Совенке» недопустима, что, если ты не прекратишь своих выходок, тебе не поздоровится. И вот, вместо того, чтобы исправиться, ты подставил Синицыной подножку. Она упала и, как мы все можем видеть, разбила себе лоб.

Ну, разбила это, конечно, Панамка сейчас хватанула. Но да, приятно бедной девчушке явно не было.

А виновник торжества сидел, оттопырив губы, тяжело дыша и часто шмыгая носом. Синицына, тем временем, встала с кушетки, тут же расположив руки по швам, и проговорила тихим, дрожащим голосом:

— И еще он позавчера в меня резинкой стрельнул… Чуть кровь из уха не пошла…

Она снова села и застыла с неподвижным лицом. Все вожатые молчали. Одна лишь Виола как-то многозначительно вздохнула и продолжила делать записи в своей тетради, вытянув под столом длинные ноги и скрестив их в лодыжках.

— Н-ну… — как-то неуверенно протянула Ольга. — Я думаю, дело тут простое. Говорите свое мнение, и все.

Вожатые призадумались. Дронов с Синицыной также сидели молча. Тишину прерывал лишь скрип ручки по тетрадному листу со стороны Виолы и чириканье двух воробушков, расположившихся со внешней стороны подоконника.

— Да выгнать его и всех делов, — наконец пробасил сохранявший до этого молчание безымянный вожатый.

— Если Дронова просто выгнать, то это не понесет за собой никакой воспитательной практики, — подняла указательный палец Маша. — Мы все люди взрослые, вожатые, правильно? И среди нас почему-то не наблюдается случаев, чтобы юноши колотили девушек. А среди детей, к моему большому сожалению, это массовое бедствие. Мальчики смотрят на девочек, как на низших существ, всячески их притесняют. И я считаю, что это не что иное, как пережиток тех времен, когда на женщину смотрели как на рабыню…

— Чего-то Вас, Мария Алексеевна, уже куда-то не туда понесло, — хмыкнул Витя.

— …и по-моему, товарищи, мы должны организовать над Дроновым товарищеский суд, — продолжила распаляться Маша, начисто проигнорировав своего коллегу. — Мы должны сделать этот случай достоянием всего лагеря, чтобы вытравить эти феодальные замашки из нашего коллектива.

Ну ей прям только броневика для полного комплекта сейчас не хватало. Даже у Панамки челюсть отвисла. А новоиспеченный феодал тем временем кусал нижнюю губу, пока Синицына искоса поглядывала на него.

— Так, — наконец собралась с мыслями Ольга. — Никита Валерьевич за то, чтобы выгнать, Мария Алексеевна за товарищеский суд. Виктор Семенович, а Вы что скажете?

— Ну, знаете, если бы за это дело всех без исключения выгоняли из лагерей, то это сразу нужно половину младших отрядов домой отправлять, — протянул Витя. — Да и, Ольга Дмитриевна, нас тоже стоило бы в свое время тогда уж. Или Вы забыли, какие мы с Вами в детстве устраивали баталии?

— Мы, Виктор Семенович, говорим сейчас не о нас, а о Дронове! — Панамка покрылась краской и поспешно отвернулась от насмешливого взгляда Вити. — Ладно, дело тут более чем ясное. Дронова предупреждали не раз, что такого поведения лагерь не потерпит и что подобное хулиганство…

— Ольга Дмитриевна, ну какое же тут хулиганство! — наконец не выдержала всего этого цирка Виола, за что получила от меня взгляд, полный благодарности. Еще бы чуть-чуть и я сам бы разнес тут всех в пух и прах. Кроме, пожалуй, Вити. Он оказался на поверку довольно вменяемым. — Никакого тут хулиганства нет.

— Интересно, Виолетта Церновна, — нахмурилась Маша. — А что же это тогда?

— Мария Алексеевна, вот Вам лет сколько? — спокойно спросила