сподвижникам по благочестивому уединению; затем он пошел уведомить священника, основателя этого прибежища. Узнав имена двух пришельцев, святой отец сказал:

– Сир, я не нахожу это похвальным, когда доблестные рыцари, подобные вам, выходят во всеоружии в высокочтимый день субботы. Никаким добром это и не могло для вас кончиться, и всегда подобает от этого воздерживаться, во имя Матери Божьей.

Гавейн признал правоту этих слов и обещал никогда не выезжать в такие дни в доспехах, кроме как по крайней надобности или чтобы соблюсти свою честь. Они пребывали несколько дней в этой обители, поскольку мессир Ивейн не желал покинуть мессира Гавейна до его полного исцеления.

В тот самый день, когда, как мы видели, раненого Галеота приютил другой монастырь, Лионель остановился у одного вавассера недалеко оттуда. Прежде чем проститься с хозяином, он спросил, где бы ему можно было прослушать мессу. Вавассер привел его в монастырь Галеота; когда один из братьев, выйдя от службы, узнал, что он из двора короля Артура, то сказал:

– Сир, у нас тут есть один благородный рыцарь, самый великорослый, какого мы в жизни видели, и тоже из дома короля.

«Должно быть, это мессир[269] Галеот», – подумал Лионель. Он осведомился о нем и узнал, что раны рыцаря не смертельны. Ободренный этим, он не пожелал с ним увидеться, стыдясь, что ему нечего поведать о своих подвигах; он удовольствовался тем, что оставил раненого рослого рыцаря монахам на попечение и вновь пустился в путь. Перейдя из высокого бора в мелколесье («низкую чащу»), он встретил девицу, мятущуюся в великой тоске.

– Сударыня, – спросил он, – отчего вы плачете?

– А у вас отчего удрученный вид?

– У меня на то есть веская причина.

– У меня тем более; но какова же ваша причина?

– Я странствую в поисках рыцаря, лучшего и прекраснейшего среди нас; никто мне не может дать о нем вестей. Боюсь, не пал ли он жертвой измены.

– Назовите мне его; может быть, я могу вам что-либо сказать о нем.

– Это Ланселот Озерный.

– Ланселот? Он умер.

При этих словах силы оставили Лионеля: он сполз со своего коня, почти не помня себя.

– Но вы знаете, по крайней мере, – спросил он, – куда перенесли его тело?

– Да, это в двух лье отсюда; давайте я вас туда провожу.

Лионель не мешкая вскочил на коня и поехал следом за девицей ко входу на кладбище. На каждой могиле стоял красивый деревянный крест. Она указала ему на ту, что была свежее всех.

– Вот тут, – сказала девица, – покоится Ланселот Озерный, погубленный самым вероломным из рыцарей.

Лионель смотрел, оцепенев от горя; девица, казалось, разделяла его боль; у обоих лились обильные слезы. Как только он смог говорить, он спросил:

– Сударыня, где мне найти убийцу Ланселота?

– В башне неподалеку отсюда, вы даже можете ее разглядеть. Я знаю способ, как выманить его.

Она взяла рог, подвешенный на цепи к одному из крестов, и протянула его Лионелю, а тот трижды извлек из него раскатистый звук.

Вскоре появился рыцарь в полных доспехах, на высоком и дюжем коне.

– Вот, – сказала девица, – убийца вашего собрата.

Лионель ринулся на него; они с силой ударяют по щитам, их глефы ломаются в щепы; они теснят и сминают друг друга; щиты разбиты, мечи выпадают из рук; колени не прикрыты и краснеют от крови; наконец, они падают из седел и какое-то время лежат, не в силах подняться. Лионель поднимается первым, берется за меч и, прикрыв голову щитом, идет на рыцаря, который уже занял оборону; тот отбивается, как только может. Могучим ударом по шлему Лионель снова сбивает его с ног; тот опять встает, кружит, наступает, ускользает и бьет с быстротой и уверенностью, которые начинают смущать Лионеля.

Наконец, незнакомец вроде бы изнемог; потеря крови не дает ему продолжить защиту. Лионель теснит и теснит его, и толкает навзничь на плоскую гробницу; вот он уже поставил колено ему на грудь, сорвал с него шлем и отвязал забрало, чтобы отсечь ему голову, когда увидел, что подходит другая девица и взывает к нему:

– Пощады! Благородный рыцарь, помилуйте его: прежде всего, ради Бога, а затем и ради меня, ежели только за ним нет особого злодеяния.

– Он совершил худшее из злодеяний: он погубил Ланселота, лучшего из рыцарей.

– Ланселота? По правде говоря, я видела его живым и здоровым не далее как сегодня, неподалеку отсюда.

– Сударыня, я поверю вам, когда вы мне его покажете; и если вы сказали правду, ваш друг останется жив.

– Стало быть, он будет жив, – ответила она, – потому как я позволю вам увидеть Ланселота, но при одном условии: самому вам показаться нельзя; а иначе мне будет позор, а вам погибель.

Лионель дал побежденному подняться. Прежде чем уйти с кладбища, он спросил у первой девицы, зачем она обвинила этого рыцаря в том, что он убил Ланселота.

– Я знать не знаю, кто такой Ланселот, – ответила она, – я лишь хотела отомстить за убийство человека, которого любила сильнее всех на свете.

Окончательно воспрянув духом, Лионель поехал следом за второй девицей, а побежденному рыцарю по имени Окер[270] Кладбищенский велел сопровождать их. На краю просторной пустоши рос высокий дуб; девица остановила их и велела Лионелю забраться на верхние ветви. Он приподнялся в седле и залез на вершину дерева. И вот он заметил десяток воинов, вооруженных секирами и мечами, выходящих из подворья на цветущую зеленую лужайку. Среди них был Ланселот.

– Только не показывайтесь, – сказала девица, – дело идет о жизни вашего кузена. Вы увидели то, что пожелали; я сдержала свое слово; сдержите и вы свое, помиритесь с этим доблестным рыцарем.

Сойдя вниз, Лионель подал руку Океру и простился с ним. На ночлег он поехал в близлежащую обитель, а наутро после мессы девица проводила его в монастырь, где еще пребывали Галеот и мессир Ивейн.

Не спрашивайте, велика ли была радость обоих рыцарей, когда они узнали от Лионеля, что он видел Ланселота. Галеот еще не вполне оправился от ран, но не захотел оставаться там долее. Вместе с Лионелем они сели на коней в надежде вновь найти тот дуб и то место, где держали Лансело-та. Но все их поиски были тщетны. Изъездив округу вдоль и поперек, Галеот предпочел вернуться в Сорелуа. Он видел, что близится срок, предреченный ему мэтром Эли, и хотел подготовить себя к великому переходу. Мы вернемся к нему в последний раз после того, как поведаем вам, что стало с Ланселотом и с мессиром Гавейном.

К превеликой досаде Морганы, она не