Ничто из этого не лучше, ничто не правильно, но ты говоришь, а я делаю так, чтобы это случилось.

От ее слов у меня по коже пробирается мороз, никак не связанный с неплотно прикрытой входной дверью и ночным сквозняком. Будто в глазах Юльки я встала на место Даны. Или на чье‑то еще.

Но некогда предаваться ностальгии. Решительно распахиваю занавеску и иду в спальню, где, обнявшись, причитают на двух языках старуха и девочка.

– Пани Бергман, мы идем с ними. Мы хотим помочь.

Пожилая женщина поднимает заплаканное лицо и всплескивает руками:

– Ой вей! Девоньки, вы‑то куда!

– Магда! – тоненько взвизгивает Сара. – Я тоже пойду.

– Ты – нет, – отрезаю. – Ты звала нас, и мы пришли. Ты выполнила обещание, а мы выполним свое. Пани Бергман, мы сделаем все, что сможем.

– Тогда возьми, – Сара неловко расстегивает ремешок на запястье и протягивает мне золотистые часики, – на удачу.

С кивком благодарности принимаю импровизированный амулет.

Бабушка Шошанна уже на нас не смотрит, только глухо роняет:

– Вы еще догоните их у моста. Если только эти гордецы примут вашу помощь…

* * *

На деле же фразы «нас послала пани Бергман» оказалось достаточно, чтобы убедить Якова и остальных. Нам тут же нашлись роли в его плане по вызволению Иосифа. В четыре с четвертью, если верить Сариным часам, все заняли свои позиции. Я стояла через улицу от двухэтажного кирпичного здания полицейского участка, в тени. Чуть поодаль расположились наши основные силы – пятеро бундовцев, вооруженных тремя винтовками и двумя ломиками; еще глубже в переулках скрывалась группа мужчин из штетла – они должны были прийти на помощь, если все пойдет не по плану.

Я не сводила взгляда с боковой арки, прикрытой железными воротами, которая вела во внутренний двор – туда‑то и должны были попасть Яков с компанией. А мы должны были им в этом помочь.

Главное условие, которое поставил нам Яков, посвящая в план, – не делать глупостей, не подставляться и никому не навредить. Освобождение пленника должно было пройти без потерь и желательно без лишней крови. Не знаю, что такого он разглядел в полумраке в трех навязавшихся ему странноватых девицах, чтобы предупреждать нас о таком. Вполне возможно, он говорил так абсолютно всем, но я ни на секунду не могла забыть о топорике для рубки мяса, который так и остался в кармане школьного пальто Юлии.

Юлия и Франтишка должны были вот-вот появиться и начать играть свою роль.

Вот пробегает мужчина, житель штетла. Через минуту, ровно по тому же пути мимо арки, ведущей во внутренний двор полицейского участка, бегут девчонки, они кричат, что их ограбили. В ворота арки выглядывает постовой. Выражения его лица отсюда не разглядеть, но он не кажется довольным переполохом. Тем временем девчонки останавливаются за углом у фасада, где на шум тоже выходят полицейские. Постовой из арки тоже идет к ним ленивой походкой, а за ним еще один. Франтишка и Юлия шумят на всю улицу, привлекая внимание. Я и не подозревала в них такого таланта к лицедейству. Отсюда мне слышно, как они упрашивают полицейских немедленно отправиться в погоню за злоумышленником, сбивчиво перечисляют его приметы вроде огромных усищ и шрама через левую щеку, а те в ответ призывают панночек успокоиться, зайти в участок и написать заявление. Бегать по темным холодным улицам в неизвестном направлении никто не хочет. На то и расчет.

Путь кажется свободным, но моя задача – убедиться, что Яков с парнями смогут беспрепятственно войти в здание через внутренний двор. Отделяюсь от приютившей меня тени и тихонько подхожу к железным, решетчатым поверху воротам арки. Как и ожидалось, они остались приоткрытыми.

Проскальзываю внутрь, выглядываю из-за угла. Двор кажется пустым. Я опасалась, что внутри меня могут подстерегать служебные псы, науськанные хватать чужаков, но сейчас не вижу и не слышу ни одного. Только темные окна и черные силуэты служебных машин. Приседаю на корточки за одной из них и выглядываю за капот, чтобы просмотреть все углы. Пусто. А вот и двойные двери, через которые вскорости должны вывести Иосифа – на свободу или на казнь.

Над крыльцом висит в жестяном плафоне одинокая лампа, разбрасывая ядовито-желтый свет на истертые поручни, ступени и примостившуюся сбоку трубу водостока. Нужно убедиться, что никто не притаился за самой дверью, чтобы в случае чего поднять тревогу. Черт их знает, этих познаньских полицейских, на что они способны.

Все еще полусогнувшись, крадусь к той двери, мысленно благодаря себя за то, что выбрала из материного гардероба практичные ботинки без каблука для загородных прогулок.

Ступенька, другая. Издали еще доносятся сварливые возгласы Юлии и муторное, на одной ноте, нытье Тишки. Забавно, но бундовцы даже не поняли, что одна из нас настоящая безумица. А может, и не одна.

Время неумолимо утекает сквозь пальцы. Я только гляну внутрь и побегу на улицу, подам сигнал команде Якова, чтобы уже заходили. Чуть разгибаюсь, чтобы скользнуть взглядом за армированное стекло, как другая половина двери распахивается и на крыльцо выходят двое. Мне удается сдержать вскрик, но они уже заметили меня:

– А ну, стоять!..

Мужчина в форме что‑то говорит, но я не слышу слов, только вижу, как движутся его губы, как пальцы сжимают мое предплечье через рукав пальто. Вижу, как заметавшийся свет раскачивающейся туда-сюда лампы скачет по кокарде, значку, пуговицам, швыряя в меня снопом слепящих бликов… Те плотоядными мошками скачут по моему лицу, забираются через глаза прямо в мой мозг, мой разум…

И я…

– Эй, ты в порядке? – Знакомый голос звучит совсем близко.

Моргаю и вижу прямо перед собой встревоженные черные глаза Якова и его буйную шевелюру. Затем слышу стон и перевожу взгляд ниже. У подножия крыльца лежат двое полицейских, тех самых, что только что вышли через заднюю дверь участка. Один почему‑то без чувств, второй пытается встать, но подоспевший мужчина бьет его прикладом винтовки в голову, и тот обмякает на сырой брусчатке. Другой уже обшаривает полицейских, расстегивая на них кобуру.

– Ты живая? И… давай, опусти это, – осторожно предлагает Яков.

После его слов из моих рук под ноги с грохотом падает фрагмент водосточной трубы, которая до того была прикреплена к кирпичной стене. Как она?.. То есть как я…

– Ну ты, конечно, – качает головой молодой человек и подталкивает меня в плечо. – Теперь уходи, как договаривались.

Молча киваю, с трудом осознавая, что только что натворила.

Ноги цепляются одна за другую, руки сами находят какую‑то опору, чтобы только не упасть, не дать мне провалиться в оборочную синь полного затмения.

Юлия и Франтишка все еще скандалят на переднем крыльце. Сколько времени прошло? Сарины часики говорят, что четыре. Четыре минуты. За три минуты я успела совершить именно то, чего меня просили не делать ни при каких обстоятельствах. Я совершила преступление против власти, ударила полицейских. Меня видели в лицо. Теперь меня станут разыскивать. Но как я могла? Та труба, она ведь наверняка тяжелая, и как мне только пришло это в голову?

Как ни странно, заглянув вглубь себя, я не обнаруживаю там ни капли сожаления, только мысли, как избежать последствий. Как только сходит первый шок, мой разум снова становится холоден, будто я… солдат?

Вот доходит пятая минута, и девчонки наконец позволяют увлечь