Ох уж это потом…

Сколько же я и сил, и энергии умственной извела, пытаясь ей кавалера подходящего подыскать! А всё почему? Потому всё, что сердце у меня мягкое, жалостливое…

Ну, не могла я спокойно смотреть на то, как Нинка моя в полном одиночестве мается, в то время, как я кавалеров этих словно перчатки меняю! Как лучше хотела, а вышло…

В общем, за что боролась, на то и напоролась! Всех кавалеров, мною предложенных, Нинка, что называется, с порога отмела, а потом однажды такое мне выдала… В общем, еле-еле помирились.

И махнула я тогда рукой на её личные дела. Нравится Нинке быть одной – ну и флаг ей в руки, и барабан на шею, как говорится! У меня и своих забот полон рот…

И только однажды опять не стерпела, опять чёрт меня за язык дёрнул.

Вдвоём мы дома находились: только я на очередное свидание торопилась, последний марафет на себя накладывала, а Нинка моя, по обыкновению своему, с книжкой в обнимку на диване валялась…

И вот смотрела я на неё, смотрела, и не выдержала.

– Ох, Нинка! – говорю. – Жалко мне тебя, аж не знаю как!

Она от книжки на секундочку оторвалась, на меня взглянула.

– А мне, – говорит, – тебя!

И снова в книженцию свою уткнулась. Поговорили, в общем…

Ой, голова моя, головёнушка! Трещит подлая, да так, что на улице, кажется, слышно! И как это я сегодня день продержусь, тем более, что гаврики мои – дежурные?!

Ну, а с другой стороны, не напиться вчера было никак невозможно, потому как вчера…

Впрочем, начну по порядку.

Отправил меня вчера дорогой наш шеф-придурок в город, по всяким разным вопросам и поручениям. Не одну, разумеется. и не пешочком, а на добитом нашем автобусике, с Васькой-шофёром на пару.

Васька, он тоже гусь ещё тот! Пользуется, подлец, что в дамском нашем коллективе с кавалерами явный дефицит наблюдается. Он, Васька, то бишь, и на меня поначалу глаз свой наглый положил, да, видно, потом ему Костик шепнул наедине «пару ласковых». Мигом отстал…

Отстать то отстал, но исподтишка так и зыркает, так и раздевает меня свиными своими глазёнками! Вот и вчера…

Не успели ещё из лагерных ворот выехать, как он и начал свои пошлые намёки выдавать…

Ну, да я его живо на место надлежащее поставила. Тем более, откуда ему, дуралею, знать, что мы с Костей уже сутки, как в «разводе».

Да и, если честно, был бы парень как парень, а то ведь смотреть не на что, пигалица белобрысая! От Кости третья часть… и то, если с кепкой. А туда же, воображает что-то, корчит из себя неизвестно кого…

Ну, это так, к слову…

Побывали мы, значит, в городишке нашем… всё, что требовалось, взяли, всё, что нужно было, назад возвернули. Я ещё успела даже к нам домой забежать на минуточку, книжки для Нинки поменять по её списку. И помчались мы в обратном направлении, в лагерь наш родной (глаза б мои на него, постылого, не смотрели!)…

Едем себе, едем… И вдруг, смотрим…

У самого поворота от кольцевой странное какое-то столпотворение наблюдается. Тут тебе и милиция, и аж две «скорые»… и толпа зрителей небольшая. В общем, ясно как божий день: дорожно-транспортное происшествие, да ещё, кажется, и с человеческими жертвами…

Не каждый день такое увидишь.

– Тормозни-ка! – командую я Ваське.

А ему и самому интересно. Останавливается у обочины… я сразу же, прямым ходом, в толпу…

Ой, лучше б я не смотрела, лучше б мы и не останавливались вовсе! Ужас какой!

Стоит на обочине автофургон длиннющий, возле него мотоцикл раскуроченный валяется. А чуть в стороне, возле канавы, девчонка лежит в луже крови. В джинсах, курточке чёрной, волосы ярко-рыжие во все стороны разметались… и кажется мне, что я девчонку эту даже видела где-то…

А рядом двое стоят, в халатах. Стоят, курят, между собой о чём-то негромко балакают. И ноль подсечки, что рядом кто-то в неотложной помощи нуждается!

Хотя… девчонка эта, кажется, ни в чём уже не нуждается, вот они и бездействуют. Ждут, когда труп забрать можно будет…

Тут же два милиционера. Один что-то рулеткой измеряет, а около другого пять или шесть пацанят каких-то, лет, этак, по шестнадцать, не больше. Милиционер у них что-то такое выпытывает, ответы их сбивчивые выслушивает, и тут же ответы эти в блокнотик свой аккуратненько протоколирует.

Посмотрела я чуть повнимательнее на пацанят этих, и сразу же вспомнила. И их, и девчонку эту рыжую…

Да они к нам, в лагерь, каждую ночь, считай, наведывались, придурки эти мотоциклетные!

Допрыгались, одним словом! Довыделывались!

Интересно мне стало, о чём дядя милиционер пацанят этих так дотошно расспрашивает. Протолкалась я поближе, слышу, как один из придурков этих, белобрысый такой, противный, на Ваську-шофёра здорово смахивающий (жалко, что не он в фургон этот влепился!), что-то бубнит с запинанием…

…ну, это… я и говорю, привет, Рыжая, где это ты пропадала столько… а она, какая-то вся из себя, на нас ноль подсечки… Боб ей тоже что-то сказал, она и на него, пошёл ты… ну мы и отстали, не трогали её больше… а мотоциклы рядом стояли…

– Подожди, не тарахти! – перебивает его милиционер. – Вы, может, обидели её чем?

– Не, не! – кричит белобрысый и даже головой крутит для пущей убедительности. – Ничем не обидели! Вот Боб… он не даст соврать…

– Не трогай его! – говорит мрачно второй, смуглый, на цыганёнка похожий. – Не видишь, что ли!

Боб, это, выходит, самый длинный из их компании (и самый наглый!). Стоит он возле девчонки этой, смотрит на неё и натурально так плачет…

Я даже удивилась… милиционер, кажется, тоже…

– Дальше что? – спрашивает он у белобрысого.

– Ну, дальше походит она к мотоциклам…

– Твой мотоцикл? – снова перебивает его милиционер, и на мотоциклетные эти останки кивает. – Твой был?

– Мой! – всё так же мрачно отзывается тот, смуглый. – А что?

– А ничего! – поворачивается к нему милиционер. – Прав нет, регистрации тоже нет…

Что ему смуглый на это ответил, я так и не расслышала, ибо в это самое время кто-то меня сзади за талию как облапит обеими руками. Оборачиваюсь: Васька, кто же ещё!

– Сейчас как тресну, – предупреждаю, – по чём попаду! Не посмотрю, что милиция рядом!

– Поехали, давай! – это он мне. – На ужин опоздаем!

Ему лишь бы пожрать, да ещё кое-что сделать, то, что со словом «пожрать» хорошо рифмуется, а до остального всего ему и дела нет никакого!

– Подожди, – говорю. – Сейчас поедем!

И снова слух навострила. А белобрысый