Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…слышим, мотоцикл завёлся… смотрим, а она уже вон где… мы тогда тоже на мотоциклы и следом…
– А зачем следом? – спрашивает милиционер белобрысого. Строго так спрашивает… а тот даже удивился слегка такому вопросу.
…как, зачем?… да не, ничего такого… просто догнать хотели, мало ли что… она, вообще-то, нормально гоняла… да она и не заметила, что мы следом… просто, как сумасшедшая пёрла…
– Так что, по-вашему, выходит, что она специально врезалась? – недоверчиво спрашивает милиционер. – Вот так, без всякой причины, ни с того, ни с сего… Темните вы что-то, ребятки!
Тут два санитара носилки приволокли. Положили на них девчонку эту рыжую, простынёй сверху накрыли. Ну и понесли к машине…
Потом и милиционеры тоже в ту сторону подались, и пацанята эти самые. А тот, длинный, так и вовсе с санитарами вместе уехал…
И наступил момент, когда я одна на дороге осталась. Да ещё Васька-шофёр у автобуса мне рукой машет. Злится, а всё равно без меня никуда не уедет. А я ещё специально не тороплюсь, стою себе, молчу… и всё глаз оторвать не могу от лужи этой кровавой. Вот, думаю, жизнь то наша, человеческая! Живёшь, живёшь… а потом, раз! И всё… и нет тебя больше!
А вообще-то, я вам доложу, это же умудриться надо здорово, чтоб рефрижератор этот встречный не заметить, и, тем более, на полном ходу в него врезаться! Ни деревца вокруг, ни кустика даже приличного… видимость по обе стороны великолепная. Тут надо или совершенно уж с глазами закрытыми мчаться, или пьяным без памяти быть. Или специально врезаться, как тот милиционер предположил…
И тут смотрю я: в канаве неподалёку книжонка какая-то валяется измятая. Не поленилась, полезла, подняла…
Стихи какие-то, и автор совершенно мне неизвестный… Волков Александр. И откуда она в канаву попала, книжонка эта? Из кармана у девчонки этой рыжей вывалилась, что ли?
Хотела я находку свою родной милиции передать, да она уже укатить успела. И, вообще, как я уже отметила, никого на месте происшествия не осталось, кроме автобусика нашего сигналящего. Уже и мотоцикл раскуроченный увести успели, и рефрижератор уехал… пока я на кровавые эти пятна пялилась…
Вздохнула я тогда и тоже пошла. К Ваське…
– Поехали! – командую. – Успеешь ещё, на ужин свой!
А потом так уж получилось, что вечером никуда я не пошла (редчайший случай в моей биографии), а осталась с Нинкой в комнате. Сидим мы, это, с ней, болтаем о том, о сём… я чай заварила. А книжонка эта самая, потрёпанная, на тумбочке моей валяется…
И вот, совершенно случайно, заметила Нинка книжицу, взяла её, открыла первую страницу, там, где оглавление и фото автора… да как вопьётся в неё глазами, аж побледнела вся. Я даже испугалась.
– Ты чего? – спрашиваю. – Плохо, может?
– Да нет, – говорит, – ничего! Нормально всё. А откуда у тебя это?
А сама всё смотрит и смотрит на фото, оторваться не может.
Не стала я вдаваться в подробности, сказала, что купила.
– А это твой знакомый? – спрашиваю.
– Знакомый, – говорит Нинка, медленно так говорит, словно через силу. Потом к окну подошла… остановилась возле него. Стоит, в темноту ночную пялится.
Ну а я к тумбочке подошла, книжонку эту тоже развернула.
Молодой такой парень, красивый…
– Понятненько, – говорю, а самой ни черта не понятненько. – А он симпатяга, этот твой знакомый!
Смотрю, а у Нинки моей уже сигарета в руке.
– Я закурю, можно?
Вот уж, чего не люблю, того не люблю! Но как тут откажешь… я только плечами пожала, вот и вся моя реакция…
– Кури!
Закуривает она, а у самой руки дрожат.
– Да что с тобой, – спрашиваю, – стряслось такое?!
Взглянула на меня Нинка сквозь дым сигаретный…
– Я, – говорит, – Вера, любила одного человека! Очень любила…
– Это мужа, что ли? – ляпнула я сдуру и тут же язык прикусила. – Или его, может?
И на книжку показываю.
И вдруг вижу: плачет моя Нинка. Молча так плачет… слёзы из глаз градом…
И курит, курит усиленно. Курит и плачет, плачет и курит…
Кинулась я к ней, обняла её, дуру такую… а у самой тоже слёзы в три ручья. Так что, неизвестно даже, кто из нас кого больше утешал и успокаивал…
Ну, успокоились мы немножко… стоим, друг дружку обнимаем…
– А давай выпьем, Вер?! – говорит вдруг Нинка. – У тебя есть что?
А у меня, как назло, хоть шаром покати. Ну, это не беда, было бы желание высказано. Тем более, Нинкой…
– Айн момент! – говорю. И бегом к Косте.
А он уже ко сну собирается отходить, суслик несчастный. Увидел меня, обрадовался, бог весть, что себе вообразил, бедолага.
Но я его быстренько на место надлежащее поставила.
– Так мол и так, – объясняю. – Требуется бутылка горячительного, но чтоб никакого там «самогнали». Чистая, белая, сорокоградусная, в фабричной упаковке. Имеется такая?
– Нет, – отвечает Костик. – Но я найду!
Вот это мужик! Вот это я понимаю!
– Сколько же тебе времени дать? – спрашиваю. – Десяти минут хватит?
И точно: не прошло и десяти минут, как является мой Костик и бутылку «Столичной» в руке держит. А во второй руке, представляете, море закуси всякой с кухни нашей реквизированной. Даже полкурицы варенной…
Во какой молодчина!
Ну как тут было не сменить гнев на милость и не поблагодарить такого, можно сказать, заботливого коллегу по педагогическому несчастью.
– Хороший мальчик! – говорю ему ласково и в щёчку чмок. – А теперь побежала я!
Он рот открыл, потом опять закрыл. Не того ожидал, по всему видно. Но словами своего недоумение выражать не стал… вот какой послушный стал после вчерашней выволочки!
А с мужиками, с ними только так и надо!
– Да успокойся ты, – говорю. – Нет там никого. Я да Нинка.
Вижу: полегчало ему сразу от этих моих слов. А я ещё добавляю многозначительно:
– Дверь, кстати, не запирай. Может, и заскочу на минутку, часика через три…
– Так я уже спать буду, – бормочет… а сам так и расцвёл весь…
– А я тебя разбужу, – говорю, а чтоб он не воображал особенно, добавляю: – Если не забуду.
И что вы думаете? Забыла! Даже не то, чтобы забыла… просто, как оприходовали мы с Нинкой «Столичную» эту, так никуда меня уже и не потянуло, кроме как к кроватке своей разлюбезной…
А вот сегодня сижу, пишу дребедень эту на «свежую» (с перепоя) голову, и мучительно так размышляю: как это мне Костику в глаза то сегодня смотреть? А впрочем, ничего страшного! Поспал… здоровее будет! Мы своё, как говорится, наверстаем!
А вот Нинку мне просто жалко. Пропадает