Я прибыл в Новый Орлеан в июле 1958 года и поселился внебольшом, малоприметном отеле во Французском квартале. Первым делом явстретился с наиболее осведомленными и опытными из наших исследователей,внимательно прочел официальные отчеты и записи и прояснил для себя целый рядважных вопросов.

В течение многих лет мы искали и поддерживали отношения снесколькими близкими дому Мэйфейров людьми. С ними я тоже постарался вступить вконтакт. Встреча с Ричардом Ллуэллином, как я уже говорил ранее, прошлауспешно, и мне потребовался не один день, чтобы обдумать все полученные от негосведения и составить отчет.

Удалось «случайно столкнуться» и с молодой светскойпреподавательницей из школы Святой Розы де Лима, которая работала именно в темесяцы, когда там училась Дейрдре, и была в курсе событий, связанных сисключением девушки. К сожалению, эта учительница принадлежала к числу тех, ктоповерил в связь Дейрдре с «взрослым мужчиной», и считала ее испорченной илживой девчонкой. Она подтвердила, что кое-кто из девочек действительно виделзнаменитый изумруд. Совет школы пришел к заключению, что Дейрдре просто укралаего у своей тети. А как еще могла столь ценная вещь попасть в ее руки?

Чем дольше я беседовал с этой женщиной, тем яснее осознавал,что присущая Дейрдре чувственность отнюдь не оставалась незамеченной иоказывала влияние на отношение к ней окружающих.

– Она была такой… такой зрелой… Знаете, когда ушестнадцатилетней девушки такая огромная, пышная грудь, ей не составит труда…

Бедняжка Дейрдре!.. Я едва не спросил ту учительницу, несчитает ли она, что в подобных обстоятельствах самым верным выходом изположения было бы просто изуродовать девушку, однако сдержался и поспешилзакончить разговор. Вернувшись в отель, я выпил неразбавленного бренди и самсебе прочел лекцию о вреде излишней эмоциональности в нашей работе.

К несчастью, эмоции переполняли меня и в последующие дни,когда я часами бродил по тихим улочкам Садового квартала, время от времениподходя поближе к особняку на Первой улице, чтобы внимательно осмотреть его совсех сторон. Поверьте, я действительно был очень взволнован – ведь до тогомомента мне в течение многих лет доводилось лишь читать о нем в отчетах! Ноесли есть на свете дом, буквально источающий и распространяющий вокруг себя атмосферузла, то это дом на Первой улице.

«Но почему?» – не переставал я спрашивать себя.

Передо мной было совершенно запущенное, обветшавшеестроение. Фиолетово-серая краска облупилась, обнажив кирпичную кладку. Сквозьщели в парапетах пробивались стебли сорной травы и тоненькие ветвипапоротников. Плети буйно цветущих лиан так плотно увили боковые террасы, чтопрактически полностью скрыли от глаз узорчатые металлические решетки.Разросшиеся лавровишни не позволяли увидеть другие деревья в саду.

И все же картина должна была бы выглядеть скорееромантической, чем мрачной. Однако даже в ясный жаркий летний день, несмотря напронизывающие густую листву лучи солнца, все вокруг казалось сырым, мрачным,отталкивающе неприятным. За долгие часы, проведенные там в созерцании иразмышлениях, я успел заметить еще одну закономерность. Оказавшиеся возлеособняка прохожие неизменно спешили перейти на другую сторону улицы – лишь быне оказаться в непосредственной близости от него. Конечно, тротуар перед нимдавно уже покрылся грязью, потрескался и вздыбился, разорванный корнямиогромных дубов, но и другие выглядели не намного лучше, и тем не менее люди необходили их стороной.

В этом доме обитало зло. Оно словно ожидало чего-то, тяжковздыхая, а быть может, кого-то оплакивало.

Вновь и вновь укоряя себя – и не без оснований – в излишнейэмоциональности, я пытался понять, что происходит и каковы условия, в которых яоказался. Нечто, обитавшее в доме, несомненно несло в себе злое начало, ибо посути своей было губительным. Оно «жило и дышало» – в том смысле, что оказываловлияние на окружающих и его присутствие ощущалось слишком явно. Мою уверенностьв том, что это «существо» скорбело и оплакивало кого-то, в немалой степениукреплял тот факт, что с момента смерти Стеллы ни один рабочий не смогвыполнить порученный ему в доме ремонт. С тех пор как Стеллы не стало, особнякнеуклонно ветшал и разрушался. Возможно, именно этого и добивалось неведомое«существо»: тело Стеллы гнило и разлагалось в могиле, так пусть же и дом гниети разлагается вместе с ним.

Однако слишком многое оставалось неясным. Я пошел наЛафайеттское кладбище, к семейному склепу Мэйфейров. Добродушный смотрительрассказал, что вазы перед входом в склеп всегда полны свежих цветов, хотя никтоне видел, кто и когда их туда ставит.

– Вы полагаете, что это кто-то из прежних любовниковСтеллы Мэйфейр? – спросил я.

– Да нет, что вы! – Старик хриплорассмеялся. – Боже сохрани! Это все он, призрак Мэйфейров, – его рукдело. Это он приносит сюда эти цветы. Хотите, я вам кое-что расскажу? Иногда онзабирает их прямо с алтаря в часовне. Знаете часовню на углу Притания-стрит иТретьей улицы? Отец Морган однажды прибежал сюда, так он весь прямо кипел отярости. Как я понял, не успел он положить в алтарь гладиолусы, как они тут жеоказались здесь, в вазах перед склепом Мэйфейров. А когда он по пути завернул вособняк и позвонил у двери, мисс Карл велела ему убираться к черту. Да-да, я самслышал– Смотритель вновь засмеялся и никак не мог успокоиться. Похоже, самамысль о том, что кто-то осмелился предложить священнику отправиться в ад,вызвала у него приступ безудержного веселья.

Я нанял машину и по дороге, тянувшейся по берегу реки, отправилсяв сторону Ривербенда, чтобы осмотреть то, что осталось от плантации, а потомпозвонил нашему тайному осведомителю – даме из высшего общества по имениДжулиетт Мильтон и пригласил ее на ленч.

Она с удовольствием согласилась представить меня Беатрис Мэйфейр,а та в свою очередь без колебаний приняла приглашение на ленч, не усомнившись вправдивости моего путаного объяснения, будто я изучаю историю Юга, и вчастности рода Мэйфейров.

Мы встретились в «Галатуар», и Беатрис три часа, не умолкаяни на минуту, пересказывала мне разного рода слухи и сплетни о Мэйфейрах, атакже передававшиеся из поколения в поколение внутри самого клана семейныепредания. Однако все услышанное лишь подтвердило мои предположения: в настоящеевремя практически ничего не известно о далеком прошлом этой семьи. Онопревратилось в малоправдоподобную легенду, в которой большинство имен былоперепутано, события перевраны и обстоятельства наиболее скандальных из нихпоставлены буквально с ног на голову.