в коридор. Ребята, прикрывая меня собой, следят за жестами командира. Внезапно из-за двери раздается одиночный пистолетный выстрел, и парни мгновенно срывают дверь с петель.

Коридор пуст. За столом дежурного надзирателя в неестественной позе сидит человек в форме унтер-офицера. Мы почти бегом приближаемся к нему. Вано сталкивает тело на пол, чтобы лучше рассмотреть. Мундир застегнут на все пуговицы, в виске — дырка. Ключи от камер лежат на журнале рядом с двумя магазинами от табельного пистолета. На мониторе системы наблюдения четко виден стол дежурного этажом выше. Понятно, унтер видел, как мы пришили его коллегу.

Камер на этаже всего три. Две из них пусты.

Того, кого мы искали, я нахожу в самой большой камере. Ребята за моей спиной застывают, словно безмолвные истуканы. Я оборачиваюсь и вижу, что Валерка с трудом проглатывает подкативший к горлу комок и беззвучно шевелит губами. Без всякого сурдоперевода могу прочитать по его губам, что он говорит, потому что у меня в голове возникает точно такая же матерная, в три этажа, фраза. Остальные парни стараются не поднимать глаз.

В камере на цепях полувисит человек. Я с содроганием разглядываю обрывки одежды, спутанные грязные волосы, тело со следами пыток. Приближаюсь к нему, осторожно приподнимаю голову и всматриваюсь в лицо в кровоподтеках. Он! В камере еще два крюка, на них то, что еще недавно было человеческой плотью. Теперь понятно, почему этот унтер предпочел пустить себе пулю в висок.

Поворачиваюсь к ребятам. Они без слов понимают, что делать. Осторожно снимают стонущего человека с крюка и укладывают на легкие военные носилки. Валерка дает команду на выход, и в то же мгновение двое бойцов вталкивают в камеру испуганного человечка с медицинским чемоданчиком. Он лепечет:

— Я не пытал их, я не пытал их! Я только врач. Мне приказывали.

Жестом показываю ему на узника. Врач склоняется над ним. Морпехи приносят влажные полотенца и протирают тело. Врач вытаскивает из чемоданчика какие-то мази и наносит на раны. То и дело он оглядывается на меня, надеясь заслужить благосклонность. Чувствует, зараза, от кого исходит главная опасность.

Наконец пленник приведен в более или менее человеческий вид. Он жив, дышит, но глаза остаются закрытыми. Врач извлекает из чемоданчика набор для инъекций и коробочку с ампулами. Набирает шприц. Я кладу руку ему на плечо. Он вздрагивает, но быстро понимает, что от него требуется, и передает мне пустую ампулу. Изучаю название препарата и молча киваю. Укол вызывает на лице пленника гримасу страдания. Отлично — значит, он чувствует боль и скоро должен прийти в себя.

Проходит несколько томительных минут, и измученный человек медленно открывает глаза, дыхание становится ровнее и глубже, кожа на щеках розовеет. Он оглядывает нас, останавливается на мне, и в его глазах появляется изумленное выражение.

— Ты меня слышишь, Боря? — обращаюсь к нему.

— Да, слышу, — тихо, но внятно отвечает он и в доказательство чуть кивает.

— Это я, Иванов. Ты меня понял? — говорю я.

— Понял. Иванов. А где. — закончить фразу ему не удается. Горло перехватывает спазм, по щекам струятся слезы. Он закрывает глаза и отворачивается к стене.

— Боря, сейчас главное, что ты жив. Остальное — потом, — еле сдерживая эмоции, произношу я, но мой друг детства уже отключился.

Замершее было время снова пускается вскачь. Словно в ускоренной съемке, хватаю за шиворот врача и волоку его к выходу. Ребята подхватывают носилки с Борисом, медицинский чемоданчик и спешат за мной наверх.

Кабинет начальника базы роскошно обставлен, и после того, что мы увидели в подвале, выглядит это кощунственно. Полковнику — он с напряженным видом сидит в кресле — немногим больше пятидесяти. Тяжеловатое волевое лицо негроидного типа. Несмотря на некоторую полноту, он кажется физически сильным человеком. Но сейчас он боится, и я это прекрасно знаю и вижу. Полковник переводит взгляд на женщину, сидящую в углу на стуле. Это его жена. Она тоже офицер базы, хотя и одета в обычное платье. Испуганные лица обоих и распростертое на полу тело помощника начальника базы с пулевым отверстием точно по центру лобной кости и рукой на кобуре так и не выхваченного пистолета красноречиво говорят о том, что здесь произошло.

Пинком загоняю врача в свободный угол комнаты и падаю в высокое кресло напротив полковника. Резким движением сметаю на пол папки, бумаги, лэптоп — словом, все, что было у него на столе. Останавливаю взгляд на покрытом бисеринками пота лице полковника.

— Я только выполнял приказы начальства, — скороговоркой произносит он. — Пожалуйста, не убивайте жену! Она не виновата ни в чем. Пожалуйста.

Невидимая пружина гнева подбрасывает меня. Все, что происходит, я вижу словно бы со стороны. Издаю звериный рык и ребром правой руки бью полковника по уху. Раздается хруст, полковник, издав какой-то хрюкающий звук, падает на пол и воет, схватившись за голову. Меж пальцев правой руки сочится кровь.

— Где его жена и второй парень? — спрашиваю я, показывая на Бориса.

— Мне приказали. Поймите, я не мог не выполнить приказ.

— Где они? — ору я, хотя прекрасно знаю ответ.

— Их ликвидировали… Около месяца назад. То есть. женщину десять дней назад.

— Эта женщина была женой моего друга, мразь, — ору я.

— Пощадите жену, — умоляет полковник. — Это. это наш доктор резал их на куски. Он у нас мастер на такие дела. Все в этих досье.

Полковник дотягивается до одной из сброшенных на пол папок и дрожащими руками протягивает ее мне. Я бегло просматриваю содержимое. Хочется орать и крушить все вокруг. Бросаю быстрый взгляд на врача. Тот вжимается в стену. С ненавистью перевожу взгляд на жену полковника. Женщина на грани обморока. Обращаюсь к ней:

— Мадам, а вы не думали, что подобное обращение с людьми противоречит Женевской конвенции? Или вы забыли, что являетесь офицером?

Она вся дрожит, силится что-то произнести, но не может. Закрывает лицо ладонями и содрогается в рыданиях — у нее истерика.

Ко мне подходит Валерка.

— Все чисто. Надо быстрее уходить. Транспорт внизу готов.

— Оставь моих архангелов. Мы скоро.

— Добро! — привычно рапортует кап-три и со своими ребятами покидает кабинет.

Звериное чувство мести заставляет действовать быстро и хладнокровно.

Машины колонной покидают территорию базы. Вся операция захвата заняла несколько минут, и еще около получаса понадобилось на то, чтобы уничтожить базу со всем ее контингентом. Перед глазами стоят лица начальника базы, его жены и доктора. Думал ли кто-то из них, издеваясь над нашими товарищами, что бумеранг жестокости вернется? Вряд ли. Мне не жаль их. Ни жены Бориса, ни второго парня