Продолжать сопротивление было бессмысленно, и единственное, что оставалось Индибилу и Мандонию, – это капитулировать, понадеявшись на милость победителя. Выход оказался вовсе неплохим: вопреки принятой римлянами традиции отношения к побежденным народам, Сципион не только никого не казнил, но даже не потребовал заложников или сдачи оружия, и все, чем пришлось пожертвовать иберам, – это определенная денежная сумма для выплаты жалованья легионерам (Ливий, XXVIII, 34, 1–11). Всякому трезво мыслящему человеку (и Сципиону в том числе) должно было быть ясно: несмотря на победу, гарантий верности илергетов и лацетанов не было никаких, и ничто не мешало им снова восстать, если римлянам вдруг опять изменит удача или иберам надоест их присутствие. Но и в проявленном Сципионом, казалось бы, легкомысленном милосердии был свой практический расчет. Он был уверен, что Индибил и Мандоний с готовностью пойдут на его условия и в ближайшее время будут вести себя тихо, что даст ему формальное основание объявить об окончательном замирении Испании и установлении там власти Рима. С такими заслугами победа Сципиона на консульских выборах, до которых оставались считаные месяцы, была делом почти решенным. Получив же новую должность, он должен был получить и новую провинцию, так что обстановка в Испании уже в следующем году его, вероятно, не очень беспокоила.

(Преемникам Сципиона в Испании действительно очень скоро пришлось расхлебывать последствия его политики. Летом следующего, 205 г. до н. э. Индибил начал новое восстание, рассудив, что теперь у римлян в Испании нет достойного полководца и настало время вернуть себе свободу. В решающем сражении объединенная армия проконсулов Луция Лентула и Луция Манлия Ацидина наголову разгромила войска иберийских племен. Индибил с честью пал в бою, а Мандоний и другие вожди, повинные в восстании, были выданы римлянам и казнены. С иберов стребовали годовую дань в двукратном размере, полугодовой запас зерна, плащи и тоги для войска и заложников от почти тридцати племен (Ливий, XXIX, 1, 19–26; 2; 3, 1–5).

Подготовка к экспедиции в Африку – вот что по-настоящему занимало Сципиона в то время. Получив деньги от илергетов, он вместе с Луцием Марцием направился на юг, к Гадесу, – нужно было завершить переговоры с Масиниссой. Нумидиец уже давно намеревался поменять лагерь, но прежде он хотел непременно лично встретиться со Сципионом и скрепить с ним союзный договор дружеским рукопожатием. Через Луция Марция Масинисса узнал о приближении Сципиона и под предлогом грабежа окрестных земель добился у командовавшего гадесским гарнизоном Магона разрешения выйти за пределы города. Последовавшую встречу римский полководец мог с полным правом занести в список своих дипломатических успехов. Если еще, по слухам о его подвигах, нумидийский вождь был готов относиться к Сципиону со всем возможным уважением, то, пообщавшись с ним, он проникся к римлянину искренним восхищением, которое сохранял на протяжении всей жизни. Вначале Масинисса горячо отблагодарил проконсула за освобождение своего племянника, а потом выразил желание служить Сципиону и римскому народу лучше, чем любой другой иноземец. Он поддержал планы перенести войну в Африку, где сам мог бы быть наиболее полезен Сципиону. В итоге цель встречи была достигнута: заключен союз между Масиниссой и Сципионом, выступавшим от лица Римской республики. Чтобы карфагеняне не узнали об этом раньше времени, Масиниссе было велено вернуться в Гадес, а для большего правдоподобия успешного похода ему разрешили разграбить окрестности города (Ливий, XXVIII, 35).

После подавления мятежа в римской армии и восстания илергетов и лацетанов все усилия Магона Баркида, пытавшегося подготовить в Гадесе базу для наступления в Испании, оказались безнадежны. В Карфагене это тоже понимали и приказали Магону перевести весь подчиненный ему флот к берегам Италии, набрать там воинов из кельтов и лигурийцев и привести подкрепления в помощь Ганнибалу. Перед тем как отправиться в поход, Магон в добавление к деньгам, присланным ему из Карфагена, изъял у жителей Гадеса все имевшееся в наличии золото и серебро, а заодно опустошил городскую казну и храмы. Затем его флот вышел в море и вдоль побережья дошел до Нового Карфагена, который Магону пришла фантазия попытаться захватить. Сохранить свое приближение в тайне он не смог и, наверное, не хотел, так как рассчитывал, что в городе найдутся сторонники карфагенян, которые попытаются помочь ему при штурме. Достиг он совсем другого: при известии о разорении окрестных полей гарнизон и жители города приготовились к отпору, и когда ночью Магон произвел высадку со стороны лагуны, где римляне в свое время вошли в город, его воины были встречены яростной атакой и бежали при первом же натиске врага. В начавшейся панике многие пунийцы так и не сумели вернуться на свои корабли, а всего их за ночь погибло около восьмисот человек (Ливий, XXVIII, 36).

Потерпев неудачу под Новым Карфагеном, Магон пришел назад к Гадесу, но его жители пунийцев к себе не пустили, очевидно памятуя о недавнем грабеже. Штурмовать Гадес Магон не мог и только расправился с его суффетами, которых сумел выманить из города. Как только карфагеняне ушли, жители Гадеса тут же сдали город римлянам. Последняя база пунийцев в Испании прекратила свое существование. После этого Магон направил свой флот к острову Питиусе (Ибиса), где местные пунийские колонисты не только помогли его воинам, но и пополнили их ряды добровольцами. Осень заканчивалась, и в качестве места для зимовки Магон наметил Балеарские острова, однако и здесь не обошлось без неприятностей. К большему острову пунийцам пристать не удалось, настолько мощному обстрелу подвергли их корабли его жители. Подойдя к меньшему из островов, Магон действовал осмотрительнее: его воины высадились вне главной гавани и без сопротивления завладели городом. После этого зимовка для карфагенян прошла спокойно, а две тысячи островитян были набраны в армию и отосланы в Карфаген (Ливий, XXVIII, 37).

В конце 206 г. до н. э. Сципион передал командование вновь обретенной провинцией Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину, а сам с эскадрой в десять кораблей вернулся в Рим. Отчитываясь перед сенаторами об исполнении должности и перечислив свои заслуги (разбиты четыре вражеские армии, а в Испании не осталось ни одного карфагенянина), в качестве награды для себя Сципион попросил триумф, хотя и не настаивал на нем, так как до него ни один проконсул подобной почести не удостаивался. Не дали ее в этот раз и Сципиону, но зато отметили его победу гекатомбами – жертвоприношением сотни быков.

* * *

С самого начала войны ситуация в Испании неоднократно менялась, и ни одна из сторон не могла считать, что ее успехи окончательны. Теперь, после четырех лет пребывания в стране Сципиона, положение римлян утвердилось как никогда прочно. Больше у карфагенян не было шансов вернуть свои владения на полуострове, а значит, больше не было шансов отправить в помощь Ганнибалу сколько-нибудь крупную армию. Тем самым был окончательно предрешен исход всей войны, проигравшим в которой оказался Карфаген.

Характеризуя военную кампанию 206 г. до н. э. в Италии, можно сказать, что на всем ее протяжении противоборствующие стороны продолжали находиться под впечатлением итогов битвы при Метавре. Очередными римскими консулами были выбраны Луций Ветурий Филон и Квинт Цецилий Метелл. Оба они были легатами и отличились во время уничтожения армии Гасдрубала, что и способствовало их назначению. Правда, с получением новой должности они ничего не прибавили к своему прежнему послужному списку, и объяснялось это практически полным отсутствием боевой активности в Италии. Казалось, что после тринадцати лет войны наконец наступило перемирие. Сенаторы даже предложили консулам побуждать людей возвращаться к работе на земле: теперь, когда вражеская армия находится далеко на юге Апеннинского полуострова, заботиться об урожае в Лации не опаснее, чем на Сицилии (Ливий, XXVIII, 11, 8–9).