мордочками в живот матери. Собака подняла голову и внимательно посмотрела на меня. Один ее глаз был голубым, второй — черным.

Демон в нее вселился, что ли?

На всякий случай, я проверил собаку, но магией от нее не пахло. Обычная дворовая псина.

Собака открыла пасть, собираясь грозно гавкнуть. Но передумала и широко зевнула. А потом снова уронила голову на нагретые солнцем доски.

Мое внимание привлекли пожелтевшие бумажные листки, неровно приклеенные к стене между дверью и окном. На листках были напечатаны угрюмые мужские лица. Каждое лицо наискось пересекала одна и та же надпись крупными красными буквами:

«Разыскивается!»

Ниже мелким шрифтом шел перечень совершенных ими преступлений, и предлагалась награда за любую информацию о преступниках.

Сумма была приличной — видно, ребята провинились не только перед местным бароном, но и заинтересовали своими подвигами Имперскую безопасность.

Я потянул на себя тяжелую створку двери.

* * *

За дверью обнаружился просторный полутемный зал. В нем было прохладно — дневная жара почти не проникала сквозь пыльные стекла.

Вдоль стен стояли тяжелые деревянные столы, к ним примостились простые деревянные лавки. Такая мебель не сломается в пьяной драке. И противника ей не зашибешь — слишком тяжелая, чтобы размахивать.

Деревянная лестница в дальнем левом углу трактира вела на второй этаж. Напротив лестницы расположилась стойка трактирщика. Приоткрытая дверь за стойкой вела на кухню. Оттуда доносилось звяканье посуды и запахи готовящейся еды.

Я потянул носом.

Домашний хлеб, гороховый суп, жареная капуста, рыба.

Негусто, но сойдет!

Подождав несколько секунд, я стукнул костяшками пальцев по стойке.

— Хозяин!

Посуда звякнула громче, затем послышались тяжелые шаги.

Трактирщик оказался настоящим гигантом. Чтобы пройти в дверь, ему пришлось наклонить голову. Широкие плечи бугрились мускулами, а поварской нож в лапище выглядел игрушечным.

Трактирщик оперся локтями на стойку и вопросительно поглядел на меня сверху вниз. При этом он не произнес ни слова.

Черты его широкого лица, усеянного мелкими каплями пота, напомнили мне лицо девушки, которую я видел возле трактира. Я предположил, что девушка — его дочь. Тем более, что разговорчивостью трактирщик тоже не отличался.

— У тебя есть мясо? — спросил я.

Трактирщик задумчиво пошевелил толстыми губами. Похоже, он всерьез раздумывал, стоит ли мне отвечать.

— Есть курица, — наконец, сказал он.

Его гулкий бас напоминал рокот моря.

— Разрежь ее пополам, — кивнул я, — и зажарь обе половины. Подойдет любой овощной гарнир, кроме картошки. Хлеба тоже не нужно. И дай холодного пива.

Легким кивком трактирщик дал понять, что слышит меня. Выполнять заказ он при этом не спешил и по-прежнему глядел на меня с вопросом.

Я устало вздохнул.

Понятно, что в этой глуши не привыкли доверять чужакам. Глядя на мой рваный и запыленный костюм, трактирщик понял, что я пришел пешком. И теперь сомневается, смогу ли я оплатить заказ.

Самое смешное, что он абсолютно прав. Денег у меня не было. Выезжая утром из Цитадели, я не думал, что они мне пригодятся. Мы ехали чтобы закрыть аномалию, пообедать на природе и вернуться.

В этот момент я понял, что смертельно устал. Устал от бесконечного сегодняшнего дня. От летнего солнца, которое жарило, не переставая. От череды непонятных событий.

Все, чего я хотел — сжать в ладонях запотевшую стеклянную кружку, плюхнуться на деревянную скамейку, и сделать глоток холодного пива.

Орден оплачивал любые расходы ликторов. Все нужное я мог получить мгновенно, просто показав Печать. Я мог вышвырнуть любого князя из его дворца, сожрать его обед и завалиться в его кровать — князь и не пикнул бы.

Орден мгновенно возместил бы ему все неудобства. Ну, или нашел бы за недовольным князем такие грешки, что оскорбленный аристократ сам предпочел помалкивать в тряпочку.

Я редко пользовался Печатью. Противно было видеть, как меняется выражение лиц, как презрение или чванство мгновенно переходит в раболепство.

Вряд ли за душой трактирщика есть серьезные проступки. Пугаться ему нечего. Максимум, что я рискую увидеть — тщательно скрываемое недовольство.

Плевать!

Я расстегнул рубашку и оттянул ворот. Так, чтобы трактирщик увидел Печать.

Посмотрел в его глаза и негромко сказал:

— Мяса. И пива.

Трактирщик удивленно поднял брови но не пошевелился.

Да что с ним такое?

Никогда не видел ликтора? Или обмер от страха?

Давай, мужик, просыпайся! Тащи мне пиво и мясо. Мне некогда с тобой возиться, слишком много других важных забот.

Трактирщик не двинулся с места.

Скосив глаза, я посмотрел на свое левое плечо.

Печать Ликтора…

Несмываемая, нестираемая, нанесенная магическими чернилами и намертво въевшаяся в кожу.

Печать, которая подтверждала, что я заключил контракт с Орденом. Она украшала мое плечо уже десять лет, и должна была украшать еще двадцать. Только тогда я получу право выйти в почетную отставку и жить, как обычный человек.

Или служить дальше — если захочу, и Ордену понадобятся мои услуги.

Все ликторы тщательно считали годы до окончания контракта. Строили планы на свободную жизнь. Иногда делились ими друг с другом за стаканом вина. Это стало традицией.

Кое-кто мечтал о семье и уютном поместье. Другие метили в магистры. Отчаянные головы рвались в наемники — бывший ликтор мог заработать сумасшедшие деньги, обучая гвардию какого-нибудь князя или маркиза.

Жизнь после окончания контракта рисовалась нам волшебной сказкой. Она была наполнена сумасшедшим ощущением свободы, которой никто из нас не помнил. В эту сказку не верилось, мы просто мечтали о ней.

Я смотрел на абсолютно чистую кожу своего плеча.

Моя Печать Ликтора бесследно исчезла.

Глава 4

Печать исчезла!

Дело принимало серьезный оборот. Тут уже не до игры в прятки со Старшим