сутки. Будешь время с крысами коротать. Поэтому не надо со мной враждовать. Договорились? Я не хочу тебе становиться врагом, но и ты не меня им не делай.

— Хорошо, — вздохнула Леса. — Но ты правду говоришь, что это временно?

— А ты видишь здесь кого-то кроме себя из женщин? Да и не врём мы. Нет такой практики. Давай работать. У нас ещё будет время разговоры поговорить. Сейчас время для дела предназначено.

— Я попробую.

— Вот и правильно. Попробуй. Хоть польза будет от твоего упрямства, — пробормотал Баль надевая маску. Леса последовала его примеру, решив, что если это всё временно, то и нет смыла показывать характер.

3

Леса злилась. И только на этой злости и пыталась работать. Именно пыталась, потому что руки отваливались, ноги не держали, а спина отказывалась гнуться. Вокруг же все работали, как машины и словно не чувствовали усталости. Это надо было столько учиться и работать, чтоб потом свою жизнь окончить на рудниках? Оказаться на какой-то каторге, поданной под соусом «покажи себя, а мы посмотрим». Она стремилась оказаться на этой планете. Прошла конкурс. Ещё, дура, ждала результатов. За эту поездку должны были хорошо заплатить. Дать место в крупном институте. Только она застряла в пещерах и лопатой машет. Совсем весело, только смеяться не хотелось, а наворачивались слёзы.

Когда исследователи подписывали контракт на командировку, которая должна была длиться пять земных лет, то там был пункт, что Земной союз предупреждал о возможности невозврата из-за чрезвычайных ситуаций. Дальше шёл целый перечень этих ситуаций. На какие-то из них выделялась страховка. Как в случае с воровством. За неё должны были заплатить, но не заплатили, потому что она отказалась по прилету делиться своими деньгами. Не посчитала нужным…

Когда рабочий день подошёл к концу, Леса села на землю и поняла, что подняться у неё не хватит сил. Мышцы ныли, а тело не слушалось. Баль рывком её за руку поднял, отобрал маску с лопатой и подтолкнул к машине, которая должна была доставить их к столовой. Леса не замечала ничего вокруг себя. Шмыгала носом, потому что слёзы продолжали литься. Баль попытался её заставить тюк с вещами нести домой, но у неё не слушались руки, поэтому пришлось нести вещи, нагревательные батареи для душа и две кастрюли с едой самому. Из-за того, что Леса ногами еле перебирала, дорога заняла больше времени, чем он рассчитывал. Дома она сразу упала на стул, изображая из себя мешок, который явно ничего делать больше не планировал.

— Какая ты слабая, — вздохнул Баль.

— Знаешь, я как бы камни не таскала в прежней жизни. И не подписывалась там работать.

— А зачем было сбегать от хорошей жизни? — наклоняясь к ней, спросил Баль.

— От какой хорошей жизни? Я предлагала заплатить штраф. Мне нужно было только время. Когда люди из моего посольства уедут. На их место пришли бы другие и они бы помогли.

— А что тебе твои друзья не помогли? Почему они от тебя отвернулись?

— Я нашла одно лекарство. За него должно были заплатить. Хорошо заплатить. Это моё изобретение. Личное. А они хотели, чтоб я эти деньги разделила между всеми, кто был в экспедиции. Я отказалась. Меня и подставили.

— Деньги, золото, серебро. Вот, — Баль ушёл в комнату и вернулся оттуда с кулем, в котором лежали драгоценные камни, пластинки с золотом и серебром. — Вот твои деньги. Это только один мешочек. А у меня их три. Только у меня. Для чего мне больше? Я его ем?

— А зачем тебе всё это? — рассматривая огранённые и не огранённые камни. Если ты не видишь в них смысла. Зачем хранишь?

— Торговля с внешним миром, да и камни красивые. Из них ювелиры красивые вещи делают, — ответил Баль. Он зачерпнул камни и высыпал их назад в мешок.

— Я устала.

— Починю нагреватель и будет вода. Помоешься, поешь и лучше станет, — ответил Баль, убирая камни.

Тёплая вода всё равно не прогоняла усталость. Обидно и горько на душе. Слезы по щекам, а потом словно резкий щелчок. Сработал какой-то переключатель и ситуация стала выглядеть иначе. Она сейчас моется под тёплой водой. У неё есть тёплый дом. Чистая одежда. С кухни даже сюда проникают аппетитные ароматы. Она не осталась на холоде, мучаясь голодом и ломотой в мышцах. Не гниёт где-то в недрах пещер. И не было страха, что кто-то её обидит, побьёт. Словесная перепалка с Балем — это ведь ерунда. Так чего судьбу гневить? В камере было намного хуже.

Леса надела свежую рубашку, поверх кофту и юбку. Собрав влажные волосы, она зацепила их заколкой.

— Ты там утонула?

— Не дождёшься, — буркнула Леса.

— Идём обедать, — заглядывая в комнату, сказал он.

— Сколько мне ещё лопатой махать, чтоб вернуть доверие? — садясь за стол, спросила Леса.

— От тебя зависит, — ответил Баль. — Я же не знаю чего тебе завтра в голову придёт. Вот оставлю тебя дома, а ты по стене полезешь к нашему окошку, которое по-хорошему надо закрыть, а то пещеру студит.

— Если слово дам, что не полезу?

— Решила больше не сбегать?

— Я не знаю здешних ходов и выходов. Не знаю дороги. Допустим, если я выберусь на поверхность, то нужно знать в какую сторону идти. Я плохо ориентируюсь в местных дорогах. Скорее всего, у вас есть дикие звери.

— Есть.

— Быть съеденной я не хочу. Да и для побега нужно снаряжение, — ответила Леса.

— Завтра я подумаю, что можно сделать, но при условии, что больше мне тебя ловить не придётся, — сказал Баль. — Я смогу повернуться к тебе спиной и буду знать, что ты не убежала. Договорились?

— Да.

— Хорошо. Посуду помоешь?

— Руки болят.

— Ладно, сам справлюсь, — заканчивая ужин, ответил Баль.

— И вы так каждый день работаете?

— Пять дней и один выходной, который рекомендуется в долине проводить на свежем воздухе.

— Значит вы всё-таки выходите?

— Нет. Мы черви, которые только и делают, что роют землю. Так ещё и солнечного света боимся. А ещё мы не можем без работы. Нам и сон