задергалась. Лиска вылетела за дверь в коридор. Она хотела спуститься, но люк из тонкого дерева, закрывавший ход вниз, был опущен. Лиска дергала ручку, пыхтела, отталкивалась ногами, но все зря. Крышку заклинило.

Дверь в соседнюю комнату с грохотом распахнулась. Лиска от неожиданности грохнулась на пол.

— Шр-шр-шрш, — звучало из комнаты. Что-то с силой забилось с внутренней стороны люка. Словно какое-то обезумевшее животное рвалось с той стороны.

Лиска вскочила и попыталась открыть дверь в свою комнату, но тут же отдернула руку. Ручка оказалась очень горячей. Грохот по крышке усилился. Как бы Лиска не желала остаться в коридоре ей пришлось бежать в соседнюю комнату. В один миг все стихло. Лиска осмотрелась. Через стены не проступали ладошки, окна не открывались, и никто не скрипел половицами. Гарь вперемешку с сыростью все также висела в воздухе, луна светила через стекло и спинки кроватей вырисовывали на стене мрачные решетки.

Лиска сделала пару шагов к окну и разглядела оседающую пыль. В лунном свете опускалась целая дорожка, как если бы кто-то встряхнул старые занавески. Пыль не оседала равномерно, она словно проходила через невидимую преграду, зависая в воздухе. Через минуту явственно различался человеческий силуэт. Хоте нет, скорее это была тень, по недоразумению оставшаяся на месте, когда хозяин давно ушел.

— Как она держится? — спросил внутренний голос.

Лиске было все равно, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Тень очаровывала, как очаровывает мягкий крупный снег медленно падающий на город. Это было… волшебно. Страх ушел и Лиска протянула руку.

Слишком поздно она поняла, что совершила ошибку. Огонек тоже привлекает мотылька, но волшебство момента пропадает, когда крылышки и тельце последний раз вспыхивают, обращаясь в пепел.

Едва Лиска коснулась пыли, как раздался целый сонм звуков. Тут был и смех, и шепот и протяжный вой и много чего еще. Дверь с грохотом закрылась. Пыль закружилась в круговороте и ринулась на жертву. Лиска закашлялась и замахала руками, словно отгоняла мошкару. Пыль забивалась в уши, нос, пролезала в рот. Стремилась проникнуть все глубже, поглотить, сожрать. Лиска упала на пол. От привкуса горелого дерева тошнило. Смех звучал все громче. Лиска хотела кричать, но не могла. Она закрыла голову руками, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Лицо, облепленное пылью горело. Во рту пересохло, язык превратился в высушенный лист.

Лиска забилась на полу, дернулась и застыла.

Пыль рассеялась и опустилась рядом.

Дверь медленно и со скрипом приоткрылась.

***

Черные волны, величиной со скалу грозились поглотить одинокую фигурку. Она бежала, закрывая голову руками. Дикий гул, рев океана не просто оглушал. Он сводил с ума. Как сводит с ума огромная невозможная сила. Настолько великая, что познать ее невозможно. Фигурка не думала о значении бездны, о ее конце или начале. Она бежала вперед на зов запертой впереди тайны. Он звал ее. Молил о свободе. Обвинял в подлости. Она заперла его. Она боялась его. Она нуждалась в нем. А теперь он нуждался в ней. Только она могла его освободить.

Чем дольше она бежала, тем дальше казалась ее цель. Позади на дорожку уже обрушились черные воды. Фигурка задыхалась. Ноги заплетались, грозясь подломиться. Она сделала еще одно усилие и прыгнула в черную лодчонку. Воды сомкнулись за ней, швырнув суденышко на волю ветру и черному вязкому дождю.

***

— Ты хорошо себя чувствуешь? — в пятый раз за последний час поинтересовалась мама.

— Да, — пробубнила Лиска, ковыряясь ложкой в остывшей каше.

Лиска очнулась в своей кровати вся мокрая от пота. Мышцы болели, словно Лиска бежала без остановки несколько километров. Язык пересох, а голова раскалывалась. Сейчас стало лучше, хотя с лица еще не сошла бледность, а ладони никак не хотели согреваться.

Лиска помнила, как ее поглотила пыль, но что было потом? Ее не покидало ощущение вновь ускользнувшей разгадки.

Лиску заставили померять температуру. Градусник показал тридцать шесть и один. После чая слабость проходила слишком медленно, чтобы успокоить маму.

— Я должна остаться.

— Ты серьезно? — Игорь даже отложил газету.

— Думаю, это что-то серьезное.

— Прикидывается.

Лиска мысленно вздохнула. Она и не ожидала другой реакции. Ну как же, она ведь взрослая и сильная. А такие не болеют.

— Я так не могу.

— Подумай головой. Работа подвернулась хорошая, стоит ли ей так рисковать? Нам нужны деньги. Посмотри на Лиску, разве она так похожа на тяжело больную?

Он сказал спокойно, даже безразлично, но Лиска хорошо знала, что папа сердится на нее. Он очень не любил, когда срывались планы, а работа была для него самым важным в жизни планом. Это Лиска уяснила в раннем детстве, когда полезла обниматься, а отец грубо выставил ее вон из комнаты сказав, что у него важный отчет. После этого Лиске целый год снился злобный отчет в виде папки с зубами, которая гонится за ней и норовит вцепиться в волосы.

— Все хорошо, мама. Можно, я сегодня не буду заниматься?

— Говорю же, прикидывается.

— Хорошо, но обязательно меряй температуру и если поднимется выпей таблетки. Я оставлю тебе на столе.

Лиска безропотно кивнула. Завтрак закончился, родители собрались и уехали. Отец даже не обернулся, а мама только виновато улыбнулась и помахала рукой. Лиска тоже помахала и вернулась в дом.

— Вот так всегда, — резюмировал внутренний голос. Он не язвил и не ругал. Если бы мог, то, наверное, грустно покачал головой.

Лиске хотелось, чтобы ее кто-то выслушал и обнял. Хотя бы на минуту, хотя бы один раз. Сегодня чувство одиночества проявлялось как-то слишком остро. А рядом была только Вика.

Промаявшись немного, пытаясь найти чем заняться, Лиска вдруг вспомнила, что хотела найти брошь.

Она поднялась со стула, но тут ноги подломились, и она грохнулась на пол.

— Зараза! — в сердцах выкрикнула Лиска и боязливо оглянулась. Хорошо, что родители ее не слышали.

Собравшись с силами, Лиска поднялась. Голова гудела больше прежнего. Будто внутри что-то подвывало. А потом оно принялось стучать по полой огромной трубе камнем, вызывая эхо. Что-то скрежетало, билось вдалеке.

— Да что это со мной? — внутренний голос звучал приглушенно, как в тумане.

Звуки чередовались местами, иногда замирали до звенящего молчания, а иногда били в набат. Чудилось, что доски пола скрипели как-то слишком сильно. Словно вот-вот обвалятся. Звук сменился хрустом и жужжанием. С каждым шагом хруст раздавался сильнее, кто-то невидимый пищал, раздавленный ботинком.

Дом то наполнялся неведомым созвучием, то наоборот замолкал. То звучала далекая музыка, то хрипло каркали птицы. Постепенно все сошло на нет. Лиска пару раз хлопнула ладошками. Звук гулко распространился по комнате.

— Поиграем? — раздался