Ауксиларий уже отступал, теснимый копьями врагов. Одного он сумел достать в руку, но рана была легкой. Сухожилия целы. Сейчас его сомнут и кто-то из вражин уже выйдет в тыл.

Надежда на Касс. Её броня может выдержать подобный маневр. Придется рискнуть. Она была в рубке, теснила врагов, но мне пришлось выдернуть её оттуда. Направить в тыл. Длинный укол копья проводил ее, попав поясницу. Рана? Черт знает. Хп то я не вижу. Слишком сложная скотина человек, чтобы система его здоровье перевела в циферки. Но Касс закрыла прорыв. Ещё один боец и уже трое против пятерых. Жить можно.

Ударами щита и клинком Касс сбивает вражеские уколы. Не даёт спокойно работать по себе или остальным. Тем временем, ауксиларий точным движением поражает зазевавшегося врага в горло. Белый песок багровеет за секунды.

Защитница и убийца. Вот как похоже работают на практике их роли. Касс снова удачно парирует и ауксиларий добивает открывшегося врага. Теперь кончено.

На центральном направлении произошло форменное избиение. Оставшихся врагов докалывают. А объявления о победе не будет? Или система понимает, что это не конец.

Гонг. Перерыв.

Я не выхожу из стратегии, просматриваю карточки героев и солдат. Проклятье. У Касс таки ранение, хоть и легкое. Остаётся надеяться на ее улучшенное тело. Его так просто не обескровить. Но все равно плохо. Энергия вниз поползла. Дебафф в 3 единицы выносливости и 2 к силе.

Чертов Ангре. На своей кобыле и в рамках арены он был довольно неповоротлив. Тут не Колизей. Меньше места. Зря он выпросил себе лошадь, а я согласился.

Тела утаскивают с арены. Моим бойцам подносят воду и новые дротики. У некоторых немного восстанавливается энергия. А тем временем Стилион снова будет вещать. Тут я решаю его послушать. Видимо он будет объявлять нового врага. Однако сначала ко мне снова обращается говорливый патриций.

— А девчонка неплоха. Её алхимические улучшения… Неужели правда Ксанд?

— Да.

Едва ли карточка персонажа будет врать.

— А как называется улучшение?

— Кажется, «Забвение в бесчувствии».

— Ксанд… Но старая серия рецептов. Он уже выпустил минимум две новых: Вдохновение и Одержимость. Я слышал…

Что слышал знаток арены узнать мне не пришлось. Стилион снова толкал речь:

— Они разгромили врага, но… Кучка разбойников. Невелика победа.

Кучка? Разница в два с половиной раза, упырь ты сенатский.

— Этого мало. Они должны показать свою доблесть снова. Против врага опаснее. Есть твари, что долгие годы терзают Империю. Не зная жалости, сеют смерть…

Горгон. Он собирается выпустить горгона.

— Смотрите же на них!

На них? Таки не горгон?

Двери арены открываются. И снова люди, но уже не просто толпа преступников. Их одиннадцать. Все в открытых шлемах, белых туниках, при щитах, копьях и странных клинках с обратным изгибом.

— Они настоящие? — восторженно спрашивает знаток арены у Стилиона.

— Да. Захвачены месяца три назад.

Я перехожу в режим стратегии. Лица у новых врагов смуглые почти до черноты. Они носят бороды и белые клейма на лбу в виде звёзды или солнца. По трибунам нарастает гул.

— Шаддинцы! Шаддинцы!

Значит военнопленные. Прямиком с шаддинского восстания, которое сейчас Империя закидывает сталью и мясом легионов.

— Трусливые скоты! Я плюю на вас, я плюю на ваших шлюх-матерей! — заорал один из пленников, обращаясь ко всем зрителям.

Граждане Империи с трибун ему тоже отвечали. Говорили они с шаддинцем на разных языках, но все всем было понятно без переводчика.

— Твоя жена сосет у легиона! Твоя дочь уже в борделе! Я вчера спустил в неё шесть раз!

Шаддинцы начали движение в сторону моего отряда. Одиннадцать на девять. Скорее на восемь, так как от Ангре толку не много. Я приказал ему спешиться и… Он не подчинился! Круто. Возникло даже желание приказать Гану стащить белобрысого варвара с коня, но враг уже наступал. Ладно. Хрен с Ангре. После разберемся.

Военнопленные наступали линией. У них были представления о строевой. Дротики они перенесли стойко. Лишь один из них получил серьёзную рану. Остальное приняли щиты. Хуже того. С десяти метров каждый из шаддинцев метнул по короткому копью. Кажется, что мои выдержали, но несколько снарядов застряло в щитах.

Пара шаддинцев бросили свои щиты, отягощенные дротиками, взяв копья в обе руки.

За первые несколько мгновений боя стало ясно, что надо немедленно ломать их строй. Иначе финиш. Ловкие и работающие слаженно копьеносцы, осыпали моих бойцов градом уколов. Круглые щиты гладиаторов не могли создать надёжного заслона. Шаддинцы работали грамотно. Вот гладиатор отражает один удар, а ему в тот же момент наносит рану другой копейщик.

Надо было давить, но враг разрывал дистанцию. Они хорошо прикрывали друг друга. За первые несколько секунд боя: один/один. Размен для нас невыгодный.

Ситуацию спас Ган Тарион. Я дал ему приказ переть вперед, как и остальным. Но он не просто атаковал, а сделал слом вражеского строя. Первый раз видел такое. Надо запомнить. Пригодится на будущее.

Закрываясь своим большим щитом, он вломился в ряды неприятеля. Буквально побежал на них. Причем он никого не убил, но подарил несколько драгоценных мгновений. Копья врага в центре перестали работать. Их ряд пришел замешательство.

«Вперёд, бей их!» — я посылал приказ воспользоваться шансом. Соседние с Ганом бойцы ринулись вперёд. Даже раненая Касс. Теперь длина копий играла против шаддинцев. Их истребляли во множестве. Однако итог боя был… не самым приятным.

Минус трое из девяти. Один мертв и двое выбыли по серьезным ранам. Касс, Ган и тот ауксиларий пока в строю, но Касс ранена, Ган вымотан. Он воевал за троих, а его агрессивный натиск жрал много сил.

Песок на арене меняют и грёбаный Стилион толкает новую речь.

— Что ж… Они показали свое умение побежать разбойников и мятежников. Этого достаточно для солдат.

Достаточно. Ещё как достаточно. Хоре, сука. Стоп бой. Даже я уже устал.

— Но они претендуют на роль героев нашего стратега! А что должно делать герою? Побеждать чудовищ! Выпускайте тварь!

Ладно. Соберись. Это лишь одна здоровенная гнилая корова. Надо справиться. Надо выстоять.

Двери раскрылись. Толпа на трибунах замерла. Горгон медленно, будто лениво вышел на арену.

— Боги, что за мерзость… — вздохнула одна из дам, закрыв веером лицо. Другие откупорили пахучие масла.

При свете дня и с высоты трибун горгон не казался таким ужасающим как в темнице. Отвратный — да. Толстое раздутое тело, склизская кожа с клоками шерсти и волдырями. Мерзость. Так и хотелось взяться за огнемет.