— Про убийство! Кто-то должен умереть, а ты против была, да потом согласилась. Вот и все! Матушкиным посмертием клянусь! — всхлипнула я. По щекам опять текли слезы, но пошевелиться, чтобы вытереть их, было страшно.

— Перестань дрожать. Я тебя не трону. Клянусь моей Анже.

Анже была дочкой Вив. Умерла холодной весной, в поветрие. Вив тогда так горевала: есть отказывалась, из дома не выходила. Все свою доченьку звала. Мы уж думали, с ума сойдет или за дочкой на тот свет отправится. Но Вив пришла в себя к осени, только ее ранее черные волосы теперь в косах перемежались с седыми. Анже она в пустых разговорах не упоминала, а каждую неделю исправно ходила на ее могилку. Обманывать клятвой с ее именем она бы не стала.

— Но он убийца!

— Кто ж из мужчин не убийца в наши времена? — спокойно ответила Вив.

Это звучало ужасно и совершенно неправильно.

— Отец Госс. Он священник. И добрый.

— И наверняка от доброты душевной не помог нищей сироте похоронить мать, да еще и работать заставил. Мария, прошу тебя, доверься мне. Вылечи Джона и молчи о нем. Ни мой свекор, ни стражники барона де Плюсси — никто о нем знать не должен. Он поправится и исчезнет, через зиму ты его и не вспомнишь. За лекарства, уход и молчание получишь деньги, сможешь себе к свадьбе прикупиться.

От слов Вив, пережитого страха, чужих тайн голова шла кругом. Как моя простая жизнь так обернуться успела?

— Хорошо, — решила я. — Помогу. Раз Анже помянула, значит, не соврешь. Но пусть с глаз моих исчезнет, как только здоров будет.

— Он уйдет. У него есть дело, что нужно закончить.

Я вспомнила, о каком деле идет речь, и на душе стало тяжело, слишком уж договор наш с Вив на сделку с чертом похож был.

Тут лучина догорела, погрузила нас в темноту и обожгла Вив пальцы.

— Да что ж за день такой мерзкий! — в сердцах крикнула она, и это было так похоже на ту торговку, которую я знала всегда, что страх чуть отступил. Я вытерла лицо. Может, эта холодная незнакомка привиделась мне в неверном огоньке лучины?

Вив помогла мне донести солому.

— Я буду навещать вас. Все будут думать, что я тебе Тома сватаю. Ты их не переубеждай. И сама меня не ищи — нечего людям лишний повод для разговоров давать.

Вив ушла, оставив меня перед закрытой дверью. Я подняла руку, но так и не решилась толкнуть дверь. Как дурочка, стояла на пороге и дрожала. Я верила словам Вив, и все же ноги подгибались от страха. Стоило мне закрыть глаза, и я будто наяву видела, как Джон нападал на меня, убивая в сенях собственного дома. Глаза его горели красным огнем, из-под ступней шел черный дым, и он хохотал, точно демон. А я все повторяла: «Анже, как же Анже?!».

— Я могу помочь, — спокойный голос Джона вырвал меня из безумной фантазии. Я сморгнула и открыла дверь. Не было ни горящих глаз, ни теней: только едва очнувшийся от лихорадки, осунувшийся мужчина, который и встать-то не мог, и все равно предлагал помощь. От переживаний этого вечера и таких разных мыслей начала болеть голова.

— Вив обещала, что вы меня не убьете.

— Я тебе это тоже обещал.

— Ей я верю больше. Поэтому я продолжу вам помогать. И больше не буду сомневаться в этом обещании, иначе сойду с ума. И помогать мне не нужно — вам еще рано двигаться.

Я поменяла солому, заварила укрепляющее, подогрела остатки утренней каши. Джон молча принял все. Лишь когда я затушила лучины, тихо произнес:

— Спасибо. Я ценю твою помощь.

Я промолчала. Заснуть этой ночью я не смогла.

Утром Том с двумя новехонькими, без дыр, ведрами, вновь стоял у калитки. Разглядывал мешок с зерном, что лежал у меня на ступенях — наверняка Вив о нем позаботилась, как и обещала.

— Просила ведь не приходить, — я устало села на покосившиеся ступеньки, рассматривая зерно. Сухое, не червивое. Сейчас, пока не пошел урожай, раздобыть такое много стоило. У меня рот заполнился слюной, когда я представила ароматную рассыпчатую кашу в горшке, от которой идет пар.

— Отец-то главнее. А кто эйто тебе еду носит? — он сверлил мешок взглядом, точно ждал, что из того вылезет черт и начнет его за космы дергать.

Я чертыхнулась. Вот же любопытен, когда никто не просит.

— Это Вив. Следит, чтоб я с голоду до свадьбы не померла. Водой-то колодезной не наешься, — ехидно ответила я, Том моего тона не заметил. Лишь широко улыбнулся, так что мне самой стыдно стало.

— Вив хорошая. От меня ей спасибо скажи, что за тобой смотрит.

Я уронила лицо в ладони. Не нужно было обо мне заботиться. Просто в покое оставить!

— Иди, пока Тук тебя не хватился.

Том аккуратно поставил ведра, не пролив ни капли воды, и поспешил в трактир. Я дождалась, пока он скроется за поворотом, и только после затащила ведра, а затем и крупу в дом.

— Какой у тебя суженный настойчивый, — заметил Джон, когда я принесла ему наваристую кашу и разбавленную водой настойку. — В дом без тебя он войти может? А вдруг…

— Том мне не суженный, — резко перебила я.

Вид у Джона вдруг сделался весь такой снисходительный, что захотелось кашу на него вылить.

— Поверь мне, девчушка. Парень просто от доброты душевной затемно ведра воды к чужому двору таскать не будет. Да и про отца я что-то слышал. Наверняка скоро к тебе сваху пришлют.

— Не раньше, чем через тридцать дней. Но к тому времени меня тут уже не будет.

— Тридцать дней? — Джон рассмеялся. — Ты просто не знаешь, насколько нетерпеливы бывают мужчины.

Я многого не знала, это так. Матушка учила меня доброте, отец Госс — прощению. Хотелось думать, что желание засунуть в кашу Джону дурман-траву, чтоб не слышать его непрошенные откровения достались мне от собственного деятельного отца, а не были нашептаны чертом.

— Траур должен сдержать любое нетерпение. Даже мужское. А теперь, будь добр, выпейте лекарство и спи. Я через двадцать девять дней уйду, успеешь ты выздороветь или нет.

— Траур? Мария, о чем ты? Кто… — но я не хотела ничего объяснять Джону и ушла, оставив его одного в разваливающемся доме.

Дни перекатывались медленнее и тяжелее, чем промерзлая земля под ржавой лопатой. Джон спал много, но спокойнее — теперь и мне удавалось высыпаться ночами. Лекарство Вив заканчивалось, своих я сделать и