— Она достаточно высокая, ростом почти равна мне,верно? — спросил Бестужев. — У нее золотистые волосы, синие глаза,она довольно красивая…

Фройляйн Марта поджала губы:

— Ну что же, вполне допускаю, что подобные девицы могутказаться кому-то красивыми… Что до меня, на мой взгляд, такие особы незаслуживают иного определения, нежели «вертихвостки» — эти современныеэмансипированные нахалки, сочетающие женское сложение с мужскими повадками… Но,в общем, вы очень точно ее описали. Выходит, вы все же знаете эту миссЕлизавету?

Приходилось лихорадочно импровизировать на ходу, потому чтодругого выхода просто не оставалось. Придав себе вид человека, охваченногоблагородным негодованием, Бестужев произнес сколько мог убедительнее:

— К великому моему сожалению, я ее знаю… Разумеется,никакая она мне не кузина… Фройляйн Марта, клянусь вам чем угодно, что это несвязано ни с какими неприятностями… и уж тем более никаких неблаговидныхпоступков я не совершал… — он наконец ухватил ниточку! И заговорил гораздоуверенней: — С этой особой, мнимой кузиной, я познакомился на «Титанике». Боюсьделать твердые заключения по недостатку сведений, но, сдается мне, вы правы,относясь к ней подозрительно и даже, думается, неприязненно… Короче говоря, накорабле она предложила мне вступить в некое коммерческое предприятие, где моимвкладом должны были стать мои патенты. Не буду утомлять вас подробностями, они,в общем, несущественны… Надо вам знать, фройляйн Марта, мы, инженеры, людиотнюдь не романтические, такова уж профессия, делающая нас трезвымипрагматиками, не склонными поддаваться на красивые сказочки… Очень быстро уменя сложилось убеждение, что коммерческое предприятие, в которое она пытаетсяменя втянуть, как бы это выразиться поделикатнее, внушает человекутрезвомыслящему и осторожному мало доверия… да что там, не внушает вовсе…

— Я сразу поняла, что это аферистка чистейшейводы! — просияв, изрекла фройляйн Марта.

— Будем снисходительны и воздержимся от столь резкихопределений, — великодушно сказал Бестужев. — Но, в любом случае, ееидеи — легковесное прожектерство…

— Вы не знаете Нью-Йорка, Лео. Здесь не протолкнутьсяот подобных аферистов, которые уговаривают вас вложить нечто реально ценное вочто-то крайне сомнительное… Быть может, мне следует обратиться к полиции?

— Думаю, не стоит, — сказал Бестужев. — Моислова против ее слов — и не более того… Вы же знаете, наверное, как это бывает.Против нее нет ничего, что могло бы послужить конкретными уликами.

— Да, я понимаю…

— К чему мне, собственно, о ней вообще думать? —сказал Бестужев. — Я просто-напросто уеду отсюда к любезному герруВиттенбаху, а в его дом эта особа вряд ли проникнет. Ну, а если попытается,слуги наверняка и обратятся в полицию… Герр Виттенбах должен был вам сказать…

— О да, у меня имеются его распоряжения. Здесь,неподалеку, бюро найма экипажей, там есть хорошо себя зарекомендовавшиеизвозчики-немцы, с которыми мы давно сотрудничаем. Если вы готовы, я могла бытуда сходить…

— Готов, — сказал Бестужев. — Я прекрасносебя чувствую, что мне валяться на больничной койке? Вот только… Мои документыпогибли на «Титанике», а ведь мне, как иностранцу, следует, наверное,зарегистрироваться в полиции?

— Нет, здесь нет такого правила. Вы можете жить как вамугодно и где вздумается, разумеется, при условии, что не станете нарушатьзакон… но ведь от вас, Лео, этого вряд ли следует ожидать.

— А правда, что у американцев вообще нет паспортов?

— Чистейшая.

«Занятная страна, — подумал Бестужев. — Как же онив таком случае своих бандитов и анархистов вылавливают? Не хотел бы я служить вздешней тайной полиции… впрочем, знающие люди в Петербурге говорили, что здесьвообще нет аналогий европейской тайной полиции, и единого руководства обычнойполицией нет, каждая американская губерния наособицу… Занятно, право!»

— Вот только, пожалуй что… — сказала фройляйнМарта. — Вас, вероятнее всего, могут пригласить в комиссию в качествесвидетеля. Сенат, я читала в газетах, создал комиссию по расследованию гибели«Титаника» — судно английское, но там погибло столько американских граждан, чтообщественное мнение взбудоражено и требует детального расследования. Это вполнеобъяснимо… Значит, вы готовы, Лео? Отлично. Приводите себя в порядок, а яотправлюсь за экипажем.

Когда она вышла, Бестужев с большим удовольствием сбросилнадоевшую лазаретную униформу — на стулья. Но тут же, аккуратно сложив халат ивсе прочее, уложил все на заправленной постели: именно так и следовалопоступать истинному немцу из простой семьи, не привыкшему пользоватьсяприслугой. Надел на голое тело драгоценный пояс, ежась от неприятногоприкосновения прохладной резины, потом быстренько оделся со сноровкой военногочеловека. Штиблеты, побывав в соленой ледяной воде, стали чуточку жать, но тутуж ничего не поделаешь. Зеркала не нашлось — но он и так знал, что выглядитдовольно предосудительно в своем некогда элегантном наряде.

Фройляйн Марта обернулась очень быстро, ему и ждать почти непришлось. Поначалу Бестужев хотел дать ей денег, но тут же отказался от этоймысли: она наверняка обиделась бы, не тот человеческий типаж…

— Извозчик вас ждет, — сказала фройляйн Марта.

Она как-то странно держала правую руку — сжав ее в кулак,пальцами вверх. Бестужев сказал искренне:

— Не знаю, как и благодарить вас за заботу, дражайшаяфройляйн Марта.

— Это мой долг, — сказала она не безволнения. — Лео, послушайте… Такой приличный молодой человек, как вы,просто обязан верить в Бога… Вы ведь верите?

— Конечно, — сказал Бестужев чистую правду.

— Теперь, после вашего чудесного спасения, нетсомнений, что Господь печется о вас, он спас вас из этого ада…

— Мне хотелось бы так думать, — серьезно сказалБестужев.

— И тем не менее вы не носите креста… Это плохо.

Бестужев смущенно пожал плечами. Не объяснять же, что свойнательный крест перед поездкой пришлось снять: господин Фихте, по документамчислился лютеранином, следовательно, нужно было соблюсти маскарад до мелочей —а откуда бы у лютеранина на шее оказался крест?

Фройляйн Марта разжала пальцы, сказала чуть застенчиво:

— Я позволю себе… Наклоните голову, Лео.

Бестужев покорно склонил голову, и сестра надела ему на шеюкатолический крест из какого-то серого металла на прочном черном шнурке.Бестужев самостоятельно заправил его под ворот рубашки.

— Храни вас Бог, Лео…

Они спустились на обширный пустынный двор, выметенный донемыслимой в России, да и в иных европейских странах, чистоты. Перед крыльцом стоял запряженный сытой гнедой лошадью черный экипаж с опущеннымскладным верхом, довольно-таки напоминавший российскую извозчичью пролетку.Сидевший на козлах человек при виде Бестужева вежливо приподнял котелок.