Проницательную тетушку Далила не решилась тревожить, но,вернувшись домой, вспомнила про подарок. Тетя Мара без всякой причины месяцназад позвонила и торопливо сказала:

— Деточка, приезжай вечерком, шкатулочку забери. Давно хочутебе ее подарить да все забываю.

Далила даже не стала расспрашивать, что за шкатулочка.По-своему теткин порыв поняла: затосковала старушка и повод для встречипридумала.

Однако, приехав, выяснила, что ошиблась. Тетушка, сунувДалиле шкатулку, тактично начала намекать, что этим вечером занята.

— Тогда зачем меня позвала? — удивилась Далила. — Что заспешка?

— Ой, деточка, — пожаловалась тетушка Мара, — видно, я сталасовсем стара. Всякие мелочи теперь меня беспокоят. И драгоценность вроде бынебольшая, а воров все равно боюсь. Семейная все же реликвия. Блокаду пережила.Мама все продала, а фигурки оставила. Правда, за них и не давали ей ничего.

— А что за фигурки? — заинтересовалась Далила.

— Египетские божки. Отец из Египта привез. Ты ими в детствелюбила играть.

— Правда?

Тетушка удивилась:

— Неужели не помнишь?

— Не помню совсем.

— Вся наша малышня на этих фигурках выросла, — забыв о том,что занята, ударилась в воспоминания тетушка. — Ты, детка, их крутила в руках ивдумчиво так рассматривала, а Димка твой сразу тащил богов себе в рот. АЖенька, чертенок, пытался фигурки сбондить. Все домой норовил унести, покарманам распихивал.

— Ну что ты хочешь, — рассмеялась Далила, — ведь Женька нашБонд. Ему ли не бондить?

Тетушка отмахнулась:

— Да ладно! Поди, поищи нашего Бонда честней. Прошли тевремена, когда он сбондить умел, а в стране нашей честному как прожить? Несбондишь, не проживешь… Ну, деточка, уж прости, я по стариковским делам накухню спешу.

И Далила со шкатулкой в руках ушла. Теперь же, когда она вполном смятении усталая приползла домой, вспомнился теткин подарок.

«Куда я ее подевала? — ругая себя в душе и рыская поквартире, гадала Далила. — Даже не раскрыла шкатулку, не глянула, что внутри,так и забросила. Но куда?»

Вспомнив, полезла в чулан: там скопилось все, дорогое душе иненужное в жизни. Нашла, стряхнула пыль с бархатной старой обивки. На Далилупахнуло валокордином — этим запахом все пропиталось в доме хворающей Мары.Отбросив горькие мысли, Далила достала божков, поразилась: «До чего же малы!»

Она расставила их на комоде, одного за другим по росту. Такраньше слоников ставили.

«Божки отлиты, похоже, из бронзы, — размышляла она. — Или изсеребра. Точно трудно сказать, так они стары и черны».

Покрутив самого большого в руках, Далила ощутила жутковатыйхолод в груди и подумала: «Этот божок похож на дом. Даже на крепость. Вот этоне плечи, а ворота, здесь же, в складках одежды прячутся окна-бойницы…»

— Черт, что приходит на ум, — поразилась она. — Это жеархитектура моего состояния: в крепость превратилась моя душа. Тревога. Все,что происходит за стенами крепости, должно быть скрыто от посторонних глаз. Уменя появилась страшная тайна, и я должна с этой тайной как-то определиться.

Ночью Далила этим и занималась: не спала, а с тайнойопределялась. Вспоминала рассказ Евгения, девицу лютой ненавистью ненавидела.

"Господи, откуда на нашу голову эта дрянь взялась? —вытирая слезы, мысленно вопрошала Далила и ворочалась с боку на бок. — Будь онапроклята, эта убийца! За какие грехи на меня такая напасть?

И не с кем совсем посоветоваться. Отец и мать далеко. Теткабольна, ее опасно расстраивать. А Матвею только скажи, он сразу в крик: «Твойплемяш! Ты его избаловала! Я тебя предупреждал!»

Александру тем более рассказывать про Женьку нельзя. Он отревности озверел в последнее время. Ревнует даже к столбу".

Впрочем, к племяннику Далилу все ревновали: и муж, и сын, идаже любовник.

«И не грех им к сироте ревновать? — удивлялась она. —Неужели я могу бросить сына сестры?»

Никто и не требовал Бонда бросать, всего лишь просили быть сним построже.

Матвей частенько ворчал: «Либерализм развела, наседка».

Александр с первых ее рассказов возненавидел Евгения. Давноуже слышать о нем не желал.

— Но почему? — поражалась Далила. — Ты ни разу его не видел.

— И видеть не хочу здорового бугая, который сидит на шее утетки, — отвечал Александр.

И был не прав. Щепетильный Евгений старался родственников необременять. А ревновали все потому, что безумно любила Далила племянника искрыть этой любви не могла. Слишком уж она им восхищалась.

Как психолог она понимала, что мужчин раздражают ее восторгичестностью Женьки, его благородством, силой воли, умом. Но поделать с собойничего не могла. Как ни старалась, нет-нет да и выскочит новая похвала. А какне хвалить, если Женька заслуживает.

Разве Бонд виноват, что он настоящим мужиком уродился?

Нет, «виновата» Далила. Она таким воспитала его. И она же неправильную политику повела в семье, не смогла нужным образом близких настроить.

Теперь оставалось одно: пореже вспоминать о племяннике примуже, сыне, любовнике.

В связи с этим мучительно не хватало Галины. И другиеподруги были, но тайну доверить Далила только Галке могла. А сейчас остро нуженбыл дельный совет. Теперь уже одолели сомнения, так ли чист ее Женька?

И в самом деле, с чего Далила взяла, что он все до последнейдетали ей рассказал?

«А ну, как парень недоговаривает? — всполошилась она. — Илихуже, сам в этом деле замешан, но не хочет тетку пугать и потому по-благомускрывает».

Матвей во сне заворочался. Далила представила, что будет скарьерой мужа, если история просочится в печать, и содрогнулась. Перед глазамизамелькали газетные заголовки: «Племянник декана замешан в убийстве!»,«Племянник профессора серийный убийца!».

«И Матвея, и меня туда приплетут, — ужаснулась она. — Пресселишь бы сенсация, а попробуй потом отмойся».

Уверенность, что Евгений не способен на преступление, ее непокинула, но разве хороший поступок криминальным оказаться не может? Тем болеев нашей стране. Попробуй, окажи сопротивление толстосуму — вмиг окажешься зарешеткой. И плевать всем на то, что ты прав.

«Нельзя в милицию сообщать, — решила Далила. — С девицейсначала надо поговорить. Наедине. Без Женьки. Если увидит она, что еераскусили, что не собираются ей потакать, может, сама и уйдет. Заодно выясню,не причастен ли Женька».