творческой деятельности и, следовательно, жалкий конец человеческого прогресса, или постоянная мучительная борьба самодовлеющей личности с коллективом за свои, попранные идеей равенства, естественные права.

 Примирение логически невозможно. Как бы ни был гибок и растяжим общественный строй, личность, поскольку она личность, а не штамп, всегда будет чувствовать себя угнетенной.

 Поэтому социалистический рай, это пресловутое царство братства, равенства и свободы, не более, как одна из тех иллюзий, которыми уже не раз тешилось человечество в своей страстной тоске по лучшем будущем.

 Но вожди социалистической мысли не видят и не желают видеть иллюзорности своей идеи. Они не допускают даже и мысли об ошибке в своих расчетах, ибо путь беспристрастного анализа для них закрыт: они руководятся не чистым разумом, а своеобразным религиозным чувством.

XII

 Без сомнения, вожаки социалистического движения, охватившего уже почти весь мир, с негодованием, как величайшее оскорбление, отвергнут всякое подозрение в том, что они действуют и мыслят в состоянии религиозного умоисступления.

 А между тем, эти крайние материалисты, с презрением отворачивающиеся от всякого Неба, проявляют все признаки самого грубого религиозного фанатизма.

 Следует, конечно, до некоторой степени отделить социализм, как политико-экономическую теорию, от действительного, действенного социалистического учения, пропагандирующего известную программу жизнестроительства и творящего свою новую мораль, в которой самый возвышенный идеализм причудливо сплетен с самым диким изуверством.

 Великая загадка для психолога — это человеческая душа, способная решительно отвергнуть все идеалистические представления о человеке и в то же время исповедовать идеалы братства, равенства и свободы!

 Чем характеризуется религиозный фанатизм? Верою в конечный идеал, в стремлении к которому полагается весь смысл жизни; слепой убежденностью в непогрешимости своей истины; страстным отрицанием какой бы то ни было иной правды; готовностью на любые жертвы и самопожертвование; ненавистью ко всем, инако мыслящим; решимостью всеми средствами, хотя бы огнем и мечем, способствовать торжеству своего идеала!

 Поистине, социалистические вожди и пророки не уступают самым крайним изуверам. Они поднимают кровавое знамя социальной революции, и хотя на этом знамени начертано "братство, равенство, свобода", но на изнанке его красной краской грубо наляпано: "да здравствует классовая ненависть, диктатура и террор!"

 В этом нет ничего удивительного, если признать, что мы имеем дело именно с новым религиозным движением. История повторяется если не в фактах, то в духе: ведь и крестовые походы и великолепные ауто-дафе святейшей инквизиции совершались под знаком креста и любви к ближнему.

 Необходимо подчеркнуть, что в этом изуверстве повинны не только крайние элементы социалистического движения. Нет, каждый, кто в основу своего учения кладет не мир, а борьбу, ответственен за все те формы, которые эта борьба может принять в своем развитии. Сеющие семена вражды должны знать, что "кто сеет ветер, пожинает бурю".

 Борьба есть борьба. В ней все приемы и средства обусловливаются характером и силой сопротивления. Раз вступив на путь прямого действия, нельзя колебаться в выборе оружия, ибо такое колебание неминуемо поведет к поражению. Крайние элементы суть только передовые бойцы, наиболее решительные и последовательные. Тот, кто выбросив знамя борьбы, впоследствии станет отрекаться от жестоких крайностей ее проявления, будет подобен полководцу, который, послав в бой своих солдат, потом с ужасом и отвращением станет озирать поле сражения, покрытое кровью и трупами, возмущаясь жестокостью своих воинов! Это лицемерие, ибо борьба без жертв и жестокости есть такая же нелепость, как битва без крови. Зажигая факел всемирной социальной революции, надо знать, что такое пожар!

 Чем глубже уверенность в правоте своей идеи, тем интенсивнее стремление к победе и беспощаднее борьба.

 Всякое социально-политическое учение, поскольку оно переходит в программу действия, не может быть проявлением только холодно-рассудочного анализа исторического процесса. От "материалистического понимания истории" до проповеди мирового переворота, во что бы то ни стало,— дистанция огромного размера. Одного констатирования факта, что "человечество идет к социализму и должно к нему прийти", еще слишком недостаточно, чтобы звать на кровавую борьбу с готовностью на величайшие жертвы. Для этого необходимо какое-то внутреннее чувство, экстаз, непоколебимая вера. Вера не только в то, что истина есть истина, но и в то, что в сравнении с ее конечным торжеством все остальное ничтожно.

 Как в основу многих религиозных культов заложено чисто-философское учение, так и социалистическое движение зиждется на более или менее научных основаниях, но, чтобы знание стало учением, необходимо, чтобы оно перешло в чувство, в веру, в религию.

 И в лице современного социалистического движения мы, очевидно, имеем дело не с историко-научным течением в области мысли, а с новой религией, идущей от непосредственного и фанатического чувства.

 Этой новой религии суждено играть в жизни человечества колоссальную роль, на время или, быть может, навсегда заменив обветшалые идеалы христианства.

 Всякий религиозный культ основывается на вере в то, что реальная жизнь есть ничто иное, как только преддверие какой-то иной, настоящей и лучшей жизни, в целях достижения которой люди должны подчинить все свои помыслы и действия суровому и требовательному нравственному закону.

 Социалистическое учение, как и самая грубая из религий прошлого, основана на вере в невидимый и разумом непостижимый мир. И это с моей стороны не шутка, ибо будущее царство социалистического братства и равенства ничуть не реальнее, чем загробная жизнь.

 Если примитивное религиозное миросозерцание требовало от человека жертв во имя загробного, но все же личного блаженства, то социалистическая религия идет гораздо дальше, требуя от миллионов живых людей совершенно бескорыстных жертв во имя счастия каких-то неведомых никому на свете потомков.

 Различие между мечтами о рае небесном и рае земном, по существу, не так важно, как кажется. Царство социализма так же находится за пределами действительности, как и загробная жизнь. Дело не в том, насколько осуществим идеал в далеком будущем, а в том, насколько этот идеал действительно связан с настоящим моментом. И религия, утверждающая бессмертие души, ближе стоит к человеку, к его внутреннему чувству, чем социалистический идеал. Допустим, что никакого бессмертия души нет, а социалистический строй водворится непременно, и это нисколько не изменит дела. Для верующего человека самая вера в бессмертие уже есть частица бессмертия, для учения же материалистического, признающего полное уничтожение человека с его смертью, нет никакой возможности установить моральную связь между его личностью и судьбою следующих поколений.

 Правда, в борьбе за социализм не малую роль играют и кое-какие реальные завоевания настоящего момента, но это нисколько не меняет религиозно-идеалистического отношения правоверного социалиста к его конечной цели: с его точки зрения, все эти завоевания, в конце концов, не важны и второстепенны в сравнении с идеалом, хотя именно ими и