не в каком-нибудь католическом костеле. На это и надо давить, отец. И вообще, это мы им одолжение сделаем, если икону в Москву увезем. А еще лучше выйдет, если они тебя сами начнут уговаривать убрать икону из Ниццы.

Я сразу же вспомнил недавние наставления Кузьмина по поводу предстоящего общения с Бланзаком и даже не удивился: школа у родителя и колдуна была явно одна. Старшие Романовы тоже поддержали цесаревича:

— Коля, Шура реально дело говорит. А под это ты еще чего-нибудь с католиков проклятущих стряси.

Царственный дед кивнул с довольной улыбкой, расправил плечи, величаво махнул рукой в сторону Михеева и вальяжным тоном заявил:

— Вова, можете пропускать наших дорогих гостей. Сейчас я им такое представление устрою — обхохочутся!

Начало «представления» оказалось несколько смазанным: взвинченная Кристина не выдержала и рванула к появившимся в дверях храма отцу и деду, нарушив тем самым торжественность встречи трех глав правящих родов. Что уж она там рассказывала родичам, я не слышал, но, судя по активной жестикуляции девушки, разъяснять моему деду если что-то и придется, то самую малость. Так и получилось: князь Монако с наследником и оба Людовика вскоре оказались перед иконой Николая Чудотворца и на несколько минут выпали из окружающей действительности. Когда же Гримальди и Бурбоны пришли в себя, то первым делом решили подозвать к себе Шуру Петрова, так и стоявшего около иконостаса. Однако этой вредной во всех отношениях инициативе активно воспротивился мой царственный дед, буквально потребовавший адресовать все имеющиеся вопросы именно ему, а не и так находящемуся в стрессе молодому художнику. Вопросы последовали, и тут уж императора было не остановить — Петров точно не имеет к произошедшему никакого отношения, все мы стали свидетелями Чуда Господнего, и буквально через пару-тройку дней храм откроется, а благая весть о Чуде разлетится по всему миру. Дед настолько разошелся, что даже потребовал от старшего Людовика перечислять пять процентов от всех будущих доходов гостиничного бизнеса Ниццы на нужды храма Николая Чудотворца, потому что паломников со всего мира приедет столько, что из курортного места город превратится в настоящий религиозный центр, а люди наконец поймут, что православие является настоящей, истинной верой!

— Людовик, еще я хочу у тебя рядом с Ниццей участок большой купить, — уже в конце своей пламенной речи заявил дед Николай. — Построю дворец, и мы всей нашей большой семьей будем сюда на богомолье регулярно прилетать.

Как подсказывала мне чуйка, что Бурбоны, что Гримальди от перспективы превращения Ниццы из курортного города в религиозный центр были не в восторге, и даже денежный вопрос их особо не волновал. Занимало их, скорее всего, совсем другое — угроза быстрого распространения православия на Лазурном берегу и, как следствие, усиление влияния Романовых как в самой Франции с соседними Испанией, Италией и Германией, так и в Европе в целом.

— Николя, не торопись. — Людовик-старший покосился на икону и перекрестился на свой лад. — Нам надо этот вопрос серьезно обсудить.

— А чего тут обсуждать? — пожал плечами дед. — Дружище, я тебе все радужные перспективы обрисовал, но от своих пяти процентов не отступлю, можешь не уговаривать.

— Николя, нам надо это еще раз обсудить, — твердым голосом заявил король. — Найдется в храме какой-нибудь… кабинет? А то я не знаю, как у вас тут устроено. И будь так добр, прямо сейчас позаботься, чтобы у… твоих сотрудников, — Людовик взглядом указал на батюшек и реставраторов, — изъяли все средства связи.

— Это что еще за новости? — Император продолжал играть в непонимание.

— Николя, будь так добр…

— Хорошо-хорошо, уговорил…

Когда старшие Романовы и Бурбоны с Гримальди скрылись в одной из боковых дверей, а Прохор, Ваня и Владимир Иванович «взяли под контроль» батюшек с реставраторами, мы с братьями отвели в сторону Шуру Петрова и уже вернувшуюся к своему жениху Кристину.

— Рассказывай, Чудотворец! — шутливо потребовал я.

Художник поморщился и вздохнул:

— А чего рассказывать-то? Сам не знаю, как такое получилось…

За него продолжила принцесса Гримальди:

— Конечно не знаешь! — хмурилась она. — Потому что икону сегодня утром дописывал в непонятном трансе, не реагируя ни на что постороннее! Напугал меня до ужаса!

Из дальнейших пояснений Кристины выходило, что Шура только при ней провел в упомянутом трансе не менее десяти минут, потом как сомнамбула отошел от иконы и без сил опустился прямо на пол.

— Слава богу, Саша через некоторое время пришел в себя, а потом нам стало не до этого: от иконы… повеяло… И с каждой минутой все сильнее! А потом Саша понес ее к иконостасу, чтобы показать другим художникам… Алексей, — девушка смотрела на меня с надеждой, — хоть ты можешь объяснить, что вообще произошло?

— Чудо произошло, — улыбался я. — Больше пока ничего не скажу. Вот обвенчаешься с Александром, тогда мы и вернемся к этому вопросу. Пока же довольствуйся тем, что жених у тебя — гений.

Кристина с нежностью и нескрываемой гордостью посмотрела на Шурку и кивнула.

— Это я и без произошедшего знала! — И тут же перевела посерьезневший взгляд обратно на меня. — Алексей, а что теперь со всем этим будет?

— Старшие уже решают, Кристиночка, — ответил я.

А сам подумал, что другу с будущей супругой все же повезло: в сложившейся непростой ситуации она не запаниковала, жениха поддержала, не бросила и, как и положено, доложила о произошедшем родичам. Что касается ее остальных достоинств, то главным из них являлась тяга к живописи, и хоть принцесса, насколько я понял, в этом занятии звезд с неба не хватала, но этого вполне хватит для поддержки Шуры во всех его художественных начинаниях. Была у Кристины и деловая сметка, и организаторские способности, и настойчивость в достижении целей, не говоря уже про происхождение, родственные связи и богатое приданое. Так что наш смоленский Рембрандт будет спокойно творить, получая за свои труды очень хорошие деньги, а более приземленная принцесса займется детьми и приумножением семейного бюджета с помощью бизнеса, который чете Петровых-Врачинских обязательно организуют Гримальди, Бурбоны и Романовы…

* * *

Старшие решали довольно долго, но, судя по дальнейшим распоряжениям моего царственного деда, наш предыдущий сценарий практически не изменился, за исключением мер по сохранению произошедшего в тайне — с батюшками и реставраторами разговаривал не Ваня Кузьмин, а сам император, пообещавший указанным лицам уморить всех их родичей без исключения, если о Чуде узнают