– Я… не… – бормотала она, отпрянув, но не успела ишагу сделать, как ощутила его руку на своей. Прочитав испуг на ее лице, он самужаснулся, что же такое натворил.

– Да не надо…

Она, сама едва ли заметив это, подалась ближе к нему. Хотяинстинкт упорно советовал ей сбежать.

– Вы кто?

– Александр Гейл. Я просто… видите ли…

Он скромно улыбнулся, подмеченное в прекрасных ее глазахранило его. В них читались печаль и непокой. А может, и боль, но этого он ещене распознал. Ясно было одно: на этот раз он не даст ей скрыться.

– Заметил, что вы покупали в аэропорту. – Онуказал взглядом на книгу, лежавшую на ее кресле. Рафаэлле это показалось вовсене к месту, просто бессмыслицей. – И я… я видел вас однажды на ступенях,меж Бродриком и Бродвеем, неделю тому назад. Вы…

Ну как ты ей скажешь, что она, мол, тогда плакала? Этимснова обратишь ее в бегство. Но и сказанное вроде бы покоробило ее, долгийвзгляд стал напряженным. Видимо, она стала припоминать, о чем это он, ипостепенно на лице проступил легкий румянец.

– Я…

Она кивнула, отвела взгляд. Судя по всему, он не репортерсветской хроники. Может быть, просто псих или дурачок. И все равно не хотелосьпять часов сидеть рядом с ним, гадая, с чего это он брал тебя за руку, да ещесказал: «Боже мой, это вы». Но пока она присматривалась, не сходя с места, ирассуждала, а он не сводил с нее глаз, стараясь одним взором удержать ее здесь,из репродукторов самолета прозвучало строгое указание занять свои места, иАлекс осторожно обогнул Рафаэллу, чтобы дать ей дорогу к ее креслу.

– Вы почему не садитесь?

Он стоял, крепкий, высокий, видный собой, и, словно не всилах ускользнуть, она молча прошла мимо него на свое место. Шляпу положиланаверх, на полку, прежде чем Алекс добрался до своего ряда. Ее волосы блеснулинаподобие черного шелка, когда она наклонила голову, отвернулась и сталасмотреть в окно. Так что Алекс не продолжил разговор и уселся сам, оставивсиденье меж ними свободным.

И заметил, как колотится сердце. Она действительно не менеекрасива, чем виделось ему в тот вечер, когда он застал ее сидящей на ступенях,в облаке рысьего меха, с обворожительными темными глазами, вскинутыми на него,и с ручьями слез, тихо скатывающихся по лицу. И вот та самая женщина сидит совсемрядом с ним, и он всеми фибрами души желает податься к ней, коснуться ее,заключить в объятия. Да, сумасшествие, он понимает это. Она прекрасна, этасовершенная незнакомка. Он улыбнулся про себя: слова-то какие. Она совершеннаво всем. Стоило взглянуть на ее шею, ее руки, на то, как она сидит, – вовсем читалось совершенство, а, едва обозрев ее профиль, уже не оторвешь взор отэтого лица. Затем, понимая, как неловко ей делается от его взглядов, он извлексвои бумаги и бессмысленно в них уткнулся – пусть она поверит, что он больше нелюбуется ею и обратил мысли на нечто иное. Лишь после взлета поймал Алекс насебе ее взгляд и краешком глаза уследил, что рассматривает она его долго иупорно.

Не в силах далее притворяться, он обернулся к ней с учтивымвидом, с ненавязчивой доброй улыбкой.

– Простите, если я вас успел напугать. Просто… я неимею привычки поступать подобным образом.

Улыбка его стала шире, но ответной не последовало.

– Я… я не знаю, как объяснить.

Тут он ощутил себя действительно сумасшедшим, раз решилсявсе объяснить. Она смотрела на него в упор, точно так, как в тот раз, когда онвпервые ее увидел и был до крайности тронут.

– Увидев вас тем вечером, на ступенях, как вы… –решился Алекс продолжить и высказаться, – как вы плачете, я почувствовалполное бессилие, когда вы на меня посмотрели, а после исчезли. Вот что было. Выпросто растворились. Не один день это не давало мне покоя. Все вспоминал вашоблик, слезы на лице. – Говоря это, он рассчитывал, что ее взор смягчится,но не было признаков какой-либо перемены в выражении ее лица. Он опятьзаулыбался, слегка пожал плечами. – Видимо, мне просто невыносим видстраждущей девы. Всю эту неделю я волновался за вас. И вот вы передо мной. Показвонил в свою контору, разглядел даму, занятую покупкой книги. – Он кивнулна знакомую суперобложку, не объясняя, отчего эта книга столь знакомаему. – Узнал вас. Невероятно, как в кино! Неделю напролет меня преследуетваш образ, как вы сидите на ступенях, в слезах, и вдруг вы предо мной, та самаякрасавица. На сей раз последовала ответная улыбка. Он был вежлив, моложав;забавно сказать, но ей вспомнился брат, который в шестнадцать лет еженедельно вкого-нибудь влюблялся.

– И опять вы исчезаете, – продолжая рассказ, онизобразил отчаяние. – Пока я повесил трубку, вы уже растворились ввоздухе.

Ей не хотелось объяснять, что прошла она через служебныйвход, ее провели боковыми коридорами прямо к самолету Но он был явно озадачен.

– Я не заметил вас перед посадкой. – Потом понизилголос, спросил заговорщически: – Скажите правду, вы волшебница?

Выглядел он как дитя-переросток, и ей не удалось сдержатьулыбку. Ее глаза окинули его, теперь уже без раздражения и без боязни. Онслегка не в себе, слегка юн, слишком романтичен, и следует заключить, что нежелает ей вреда. Он вежлив, вроде бы даже простоват. И потому она не без улыбкикивнула:

– Да.

– Ага, так я и думал. Дама-волшебница. Жуть!

Он откинулся в кресле, улыбаясь во весь рот. Улыбалась иона. Шла забавная игра. И ничем ей не угрожающая, ведь сидят они как-никак всамолете. С этим незнакомцам больше она уже не увидится. Стюардессы быстропроводят ее наружу, едва они прилетят в Нью-Йорк, и она будет вновь вбезопасности, в надежных руках А заняться такой игрой с незнакомцем – милоедело. Теперь-то она припомнила его и тот вечер. Когда охватило ее чувствосовершенного одиночества и заставило выбежать из дома, усесться на сбегающих посклону холма ступенях. Подняв глаза, она тогда заметила его и, прежде чем онмог бы настичь ее, удалилась под покров сада. Перебирая это в памяти, оназаметила, что Алекс снова наклонился к ней. Шутливо спросил:

– А трудно быть волшебницей?

– Временами.

Ему послышался некоторый акцент, впрочем, уверенности в томне было. И тогда, убаюканный мирностью затеянной игры, он решился спросить:

– А волшебница вы американская?

– Нет. – Даже выйдя за Джона Генри, она ощущаласвою принадлежность Франции и Испании. А сейчас не считала рискованнымпродолжать беседу с Алексом, который, похоже, взялся разглядывать набор колецна ее руках. Догадалась, что именно его интересует, и решила, что ему нелегкодастся выяснение желаемого.

Ей внезапно захотелось не рассказывать ему о себе, не бытьмиссис Джон Генри Филипс, хоть ненадолго. Побыть бы чуточку просто Рафаэллой,совсем молоденькой девушкой.

– Вы мне не сказали, волшебница, откуда же вы.