— Послушай, — резко остановившись, повернулся к парторгу Чесноков, — а ведь командующий прав.

— В чем? — не понял Соболенко.

— В том, что мы должны заниматься прямыми обязанностями. Пошли…

Член военного совета решительно вернулся в основной коридор, но на этот раз повернул не в левое крыло, где располагался кабинет командующего, а шагнул вправо.

— Видишь ли… — говорил он на ходу, — если мы с тобой заподозрили человека в измене, то должны с предельной четкостью донести свою точку зрения до командования. Согласен?

Соболенко никогда не спорил с начальством.

— Так точно, товарищ генерал, — подобострастно закивал он и промокнул платком вспотевший двойной подбородок. — Но что делать, если у командования свой взгляд на объект нашего подозрения?

— В этом случае, Соболенко, надо сразу обращаться в Особый отдел. Там обязаны прислушаться к нашему мнению…

ДРА; район в семи километрах к юго-западу от селения Руха

Много чего Воронов испытал за долгую службу в военной авиации, а вот катапультироваться до сего дня не приходилось. Да и какое катапультирование, если львиную долю налета он имел на вертолетах?

В теории данный процесс был известен ему до последних мелочей, но теория всегда остается набором сухих строчек инструкций и монотонных наставлений бывалых преподавателей. Вся эта скукота, как правило, порождает в голове сумбур, недоверие и провокационные мыслишки типа: со мной этого никогда не случится; а если и не повезет, то все пройдет гладенько. Когда же наступает необходимость испытать это «удовольствие», реальные ощущения сразу расставляют все по местам.

Вот оно. Произошло. И черт его знает, что там будет дальше.

После принятия решения катапультироваться Андрей убрал с педалей ноги, сгруппировался и рванул вверх два красных поручня.

С этого момента все делала автоматика.

Отстрелился фонарь кабины; тут же за спинкой кресла щелкнули небольшие пиромеханизмы плечевого и поясного притяга летчика, обеспечив правильную исходную позу; голени захватили и приподняли фиксаторы ног; еще один пиропатрон бабахнул на защитном шлеме летчика, принудительно опустив на его лицо защитное темное стекло. В завершении этой дружной какофонии снизу сработала первая ступень энергодатчика КСМ, и кресло двинулось по направляющим рельсам вверх…

Через секунду под сиденье кресла будто пнули чем-то большим и массивным — оно резко ускорилось, а оставшийся без пилота самолет пошел вниз.

Тотчас снова затараторили пиропатроны. Один отстрелил заголовник, расчищая путь спасательному парашюту. Второй перерубил резаками притяги пояса, плеч и ног, освободив пилота от крепких «объятий» кресла.

И тут началось. Тяжелое кресло под действием отдачи отстрела заголовника ухнуло к земле, а наполнявшийся купол парашюта подхватил Воронова и, как ему показалось, унес куда-то ввысь.

На самом деле движения вверх не последовало. Андрей покачивался под раскрывшимся куполом, гул двигателя осиротевшего самолета отдалялся, покуда не раздался громкий хлопок — машина врезалась в один из склонов и взорвалась.

Воронов осмотрелся.

Купол наполнился правильно, без перехлестов, стропы были целы, подвесная система в порядке, снизу на длинном фале болтался ранец с аварийным запасом.

От серии разрывов пиропатронов в ушах звенело, а поясница немного ныла от перенесенной перегрузки. Но более всего поражали тишина, наступившая после оставления самолета, и ощущение, что ничего не происходит. Андрей находился в толще облаков, со всех сторон его обволакивала белая матовая мгла, по которой невозможно было определить, двигается он куда-нибудь или завис на одном месте.

Через несколько секунд, когда внизу сквозь липкое марево проявилось продолговатое темное пятно, это ощущение исчезло. Пятно плавно увеличивалось в размерах и становилось четче. Наконец, оно превратилось в вершину длинного хребта с еле заметной неровной тропинкой на лысом каменистом склоне.

Вскоре Воронов почувствовал нараставшее беспокойство и стал осматривать открывавшийся все дальше и дальше рельеф. Внизу простиралась чужая территория — на многие километры вокруг не было ни одного советского блокпоста, ни одного гарнизона, ни одной укрепленной высотки. Только хребты, склоны и ущелья, подконтрольные боевикам Ахмада Шаха Масуда. Пока Андрей спускался сквозь непроглядную облачность, сохранялась уверенность в том, что его никто не видит, теперь же он висел под куполом парашюта абсолютно беззащитный.

Возможно, в эту минуту за ним следили моджахеды и обсуждали план захвата в плен…

* * *

Приземление произошло на относительно пологий склон, метрах в сорока от края уступа, за которым зиял обрыв. Ткнувшись ступнями в рыхлый грунт, Воронов намеренно повалился на бок и принялся подтаскивать нижние стропы, чтоб ветер не стащил его к краю. То, что было под обрывом, пропастью назвать было сложно, тем не менее свалиться туда и кувыркаться по камням не хотелось.

«Вот и закончился мой разведывательный полет», — невесело подумал Андрей, оглядываясь по сторонам.

Вокруг не было ни души, но время терять не следовало.

Приземление прошло удачно: руки и ноги были целы, позвоночник после перегрузок катапультирования пришел в норму.

Первым делом Воронов освободился от подвесной системы, подобрал НАЗ, проверил аварийный маяк «Комар-2МП» — тот исправно подавал сигнал «SOS». Собирая в охапку парашютный купол, он вдруг вспомнил о кресле: «Черт… Купол я спрячу, а как же кресло? Надо бы повнимательнее осмотреть склон — оно должно быть где-то рядом. Иначе «духи» быстро определят место приземления и сядут мне на хвост».

Утрамбовав парашют в приямке, он извлек из маяка радиостанцию «Р-855», источник питания и соединительный кабель. Все остальное он приложил к парашюту и скрыл под слоем пыли и мелких камней.

Кресло, к счастью, долго искать не пришлось: Андрей заметил его на самом краю обрыва. Осторожно подобравшись, он дважды подтолкнул его ногой к краю и сбросил вниз.

«Теперь нужно найти укромное местечко, где можно спокойно дождаться вертолетов поисково-спасательной службы», — решил он, направляясь к видневшимся вдали каменным нагромождениям.

* * *

Добравшись до первых валунов, Воронов намеревался приступить к поискам, но внезапно ему показалось, будто внизу урчит двигатель автомобиля. Он спрятался за ближайший камень и, осторожно выглядывая, принялся изучать низину…

Внизу, насколько хватало видимости, тянулось ущелье, по дну которого протекал ручей, рядом петляла грунтовая дорога. Узкая и скромная — совсем не такая, как в Панджшерском ущелье. Тем не менее кто-то ею пользовался.

В данный момент внизу никого не было. Да и вряд ли он услышал бы звук работающего двигателя — расстояние не позволило бы.