Трое дозорных, расположившись на некотором удалении от лагеря, внимательно глазели по сторонам.

— Тебя? За нецензурные выражения? — не веря в услышанное, переспросил старлей.

— Ну, меня. А что в этом странного? Кто у нас в десантуре и вообще в армии не ругается матом?

— Все ругаются. Только в твоем исполнении я слышал это крайне редко.

— Я и в самом деле раньше не ругался, — почему-то улыбнулся Воротин, — пока не довелось познакомиться с одной интересной барышней.

— Барышней? А при чем тут барышня? Расскажи, Стас!

Командир роты сунул под спину свернутую куртку и снова улегся на прежнее место.

— Ладно, слушай.

* * *

Воротин и впрямь не шибко походил на выпускника Рязанского десантного училища. Нет, внешность у него была самой подходящей: высокий, широкоплечий, мускулистый; кожа смуглая, нос с горбинкой, на лице либо недельная щетина, либо вообще борода. Если на нем была военная форма, то сомнений в его принадлежности к десантуре ни у кого не оставалось; в гражданской одежде он больше походил на спортсмена-борца с Кавказа. Борьбой он увлекался с детства, в училище стал отличным рукопашником, прекрасно плавал, стрелял, «двадцатку» с оружием и тройным боекомплектом пробегал на одном дыхании.

На здоровье Станислав никогда не жаловался, ветрянкой и свинкой в юности не болел. Большинство женщин считали его наружность вполне привлекательной, в особенности на летнем пляже, когда из одежды на нем оставались одни плавки. Скорее всего, так и было. Более всего Воротин не любил зависимость, поэтому, однажды поняв, что основательно подсел на сигареты, заставил себя бросить это дело и с тех пор курил только в крайних случаях. По тем же причинам ровно относился и к алкоголю, однако мог запросто накатить стакан водки после тяжелой и затяжной операции или рюмку-другую за столом с лучшими друзьями.

Тем не менее яркая внешность Воротина была не единственным его достоинством. Если кому-то доводилось познакомиться с ним поближе, то мускулы, да и весь внешний вид понемногу отходили на второй план, уступая место богатому внутреннему миру. В полку Стас слыл интеллектуалом. Любил классику художественной литературы, с удовольствием читал статьи в научных журналах, изучал языки и свободно говорил на английском и испанском; мог дать исчерпывающий ответ по любой технике, состоявшей на вооружении в Советской армии.

Хорошая память, начитанность, широкий круг интересов, приличные манеры и ровный характер неизменно притягивали к Воротину сослуживцев. Общаясь с ним, друзья и товарищи словно прикасались к чему-то возвышенному, прекрасному, недосягаемому. Стас мог запросто процитировать стихи любого известного поэта или высказывание мэтра литературы.

Кстати, о женщинах. Не женат командир разведроты был тоже благодаря неприязни к зависимости. После короткого и незадавшегося супружества он наотрез отказывался повторять ошибку молодости и даже представить себе не мог, что кто-то ежедневно и ежечасно будет контролировать каждый его шаг, каждый поступок и каждую минуту свободного времени.

* * *

— До недавнего времени я действительно не пользовался ненормативной лексикой, — вернувшись с проверки дозоров, начал рассказ Станислав. — А год назад, перед самым Афганом, отправило меня командование на Высшие офицерские курсы «Выстрел» для повышения командирской выучки. Хорошее было времечко! С девяти до восемнадцати часов — плотный график занятий, ну а вечер в твоем распоряжении. Хочешь — учи пройденный материал, хочешь — отдыхай. Во время одного из походов по культурным очагам столицы я и познакомился с интересной барышней по имени Александра. Представляешь, оказалась моей землячкой. Красивая, стройная, эффектная, умная, сексуальная…

— Ох ты!.. — не удержался Еремин. — А мне не везет с этим делом. Никак не удается познакомиться с настоящей красавицей. Боюсь я их, что ли?

Воротин негромко засмеялся.

— Не знаю, кому в данном случае больше повезло: мне или тебе.

— А что с ней было не так?

— Все было так, кроме одного: материлась как последний сапожник. С ней здорово было проводить время: сидеть в кафе, ходить на футбол и хоккей, целоваться и много что еще. Но стоило ей открыть рот, как на меня словно выплескивали ведро помоев. Сашка была из семьи шахтеров в третьем поколении и реально не могла сформулировать ни одного предложения без мата, который служил ей связкой для нормальных слов. А иногда ее выражения, помимо мата, предлогов и союзов вообще не содержали никаких других частей речи.

— Вот это баба! — мечтательно произнес старлей.

— Это точно, — кивнул Воротин. И вдруг хитро улыбнулся: — Ты еще не знаешь самого интересного. Попробуй угадать, какая у нее была профессия?

— Хм… — напряг извилины командир взвода. — Крановщица?

— Нет.

— Кондуктор трамвая?

— Холодно.

— Продавщица мясного отдела?

— Не поверишь. Журналистка! — рассмеялся Стас. — Да-да, она работала журналисткой в одной из газет нашего областного города. Видимо, поэтому она так талантливо и понятно заменяла все глаголы, существительные и прилагательные на обозначения женских и мужских половых органов.

— Как же она брала у людей интервью? — удивленно спросил Еремин. — Как общалась с начальством?

— Понятия не имею. Кроме того, у меня родился еще один вопрос: как она умудряется разговаривать со своими родителями?

— И как же?

— Ну, жениться на ней я не собирался, поэтому не было нужды ехать в родной город и знакомиться с ее предками. Просто при удобном случае поинтересовался. Оказалось, что в их семье потомственных горняков этакая манера общения идет едва ли не с прадедушек и прабабушек, — вздохнул Станислав и замолчал.

Выждав минуту, молодой командир взвода спросил:

— Что же в итоге? Вы расстались или продолжаете встречаться?

— Конечно, расстались, — пожал плечами командир роты, — я даже в страшных снах не представлял такую мамашу своих будущих детей. Да что там дети, если после двух месяцев плотного общения с ней я сам стал выражаться. Даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Переделать, перевоспитать ее было невозможно — не трехлетняя девочка. В общем, ее длительная командировка в Москву закончилась, я привез ее на Павелецкий вокзал, посадил в купейный вагон, чмокнул на прощание в щечку, и наши отношения как-то сами собой умерли…

Воротин намеревался подробнее объяснить причину разрыва, но тут к нему подобрался связист.

— Товарищ командир! Срочный вызов по запасному каналу связи! — доложил он отрывистым шепотом.

Станислав быстро поднялся и, пригнувшись, направился к стоявшей в теньке радиостанции.

— Омега на связи, — приложив к левому уху наушник, сказал он в микрофон. — После вчерашнего доклада никаких новостей. Рано утром по противоположному склону прошли два пастуха с отарой. Пару часов назад по нижней дороге проехала повозка, груженная строительным камнем. И на этом все.