Но большинство золотоискателей шли через перешеек. Настоящая человеческая лава поднималась по Гольфстриму, захлестывала пляжи Кубы и Гаити, чтобы потом подобно смерчу обрушиться на Чагрес, зловонную дыру, знойный край посреди болот. Преодолев все это, приходилось пробиваться через поселения вырождающихся индейских племен и деревни прокаженных негров и за три дня добираться до Панамы, невзирая на зыбкую почву, москитов, желтую лихорадку. Потом, чертыхаясь от ярости, отправлялись во Фриско.

Паломничество было такое, что нью-йоркский банк начал строительство железной дороги. В болотной трясине утопили тонны земли и гравия, тысячи рабочих заплатили своей жизнью, но строительство было доведено до конца. Что и говорить, не выдерживавшие тяжести вагонов шпалы вязли в грязи, но все-таки поезда ходили, а время проезда до Сан-Франциско сократилось на несколько недель.

На месте отправления вырос город, названный по фамилии руководителя всей этой затеи — Эспинуолл. Наладили и регулярное пароходное сообщение — из Англии, Франции, Италии, Германии, Испании, Голландии. Пыхтя, катили маленькие поезда на Панаму, везя толпы лихорадочно возбужденных, дождавшихся своей очереди испытать судьбу европейцев в красных рубашках, башмаках из рыжеватой кожи и бархатных панталонах.

Сан-Франциско. Калифорния. Сутер!

Эти три слова облетели весь мир, их повторяли повсюду, вплоть да самых глухих деревушек. Они пробуждали энергию, аппетиты, жажду золота, иллюзии, дух авантюризма. Теперь из всех точек земного шара одиночки, корпорации, секты, банды уезжали на землю обетованную, где достаточно только нагнуться, и соберешь кучи золота, жемчуга, бриллиантов; все стекалось к ЭЛЬДОРАДО. А на причалы Сан-Франциско беспрестанно прибывало множество южноамериканцев, камчадалов, крестьян из Сибири и азиатов всех рас, отплывавших из китайских портов.

Негры, русские, желтокожие рой за роем занимали форт Сутер, приходя на смену немцам, шведам, итальянцам, французам, уже отправлявшимся на прииски. Города рождались и росли с беспримерной в истории скоростью. Менее чем за семь лет количество их жителей стало исчисляться сотнями тысяч, а число жителей страны — миллионами. За десять лет Сан-Франциско превратился в одну из крупнейших мировых столиц. От деревушки Йерба-Буэна не осталось и следа. Землю под застройку продавали по той же цене, что в Лондоне или Нью-Йорке.

А Сутер был все-таки разорен.

35

Имя Сутера на устах у всех, кто взбирается на Сакраменто; но при этом каждый устраивается на самых лакомых кусочках земли, и там, где почва сочится сокровищами, все гребут их полными горстями. Плантация Сутера, его посевы, его поместье — средоточие деятельности золотоискателей. Эти бесчисленные маленькие речушки, возможность построить новую ферму, выбрав для нее самое удачное место, необычайное плодородие почвы, проложенные дороги, мосты, каналы — вот сколько соблазнов, чтобы обосноваться здесь накрепко. Деревни вырастают одна за другой. Форт лежит в руинах. Название Новой Швейцарии забыто. Местечкам в округе дают новые названия, и хотя в словах «Сутерсвилль», «Сутерскрик», «Сутерскаунти» и есть его имя, для самого Сутера, который сейчас далеко не в чести, эти названия не означают ничего, кроме напоминания о крахе его предприятия и о несчастье всей его жизни.

36

Иоганн Август Сутер вернулся в свой Эрмитаж.

Он собрал все, что осталось от его стад. Несмотря на случившееся, первый урожай приносит ему еще 40000 буасо[12]. Кажется, на его виноградники и фруктовые сады снизошла благодать. Он мог бы снова разжиться на этом, ведь во всей округе нехватка продовольствия, ввозят продуктов меньше, чем потребно чрезмерной толпе переселенцев, и такой тьме старателей уже не раз угрожал голод.

Но душа Сутера больше не лежит к работе.

У него опускаются руки.

Самые верные работники, самые близкие помощники покинули его. Зря он так много им платил, на приисках зарабатывают еще больше. Некому обрабатывать землю. Ни одного пастуха не осталось.

Он мог бы снова сколотить состояние, спекулируя, извлекая прибыль из головокружительного роста цен на пищевые продукты; но зачем? Теперь, видя, как уменьшаются его запасы зерна, он понимает, что провианту скоро придет конец.

Разбогатеют другие.

Он замыкается в себе.

Он бездействует.

Он бездействует.

Он равнодушно посматривает на то, как захватывают и делят его земли. Заводят акты о собственности. Составляется новый кадастр. Последних прибывающих сопровождают служители закона.

37

После переуступки Техаса и Калифорнии правительство в Вашингтоне распространило действие федеральных законов на обе эти территории; но государственных служащих остро не хватало, и никаким органам власти не удавалось сдержать натиск разноязыких толп. Стоит губернатору Монтеррея отправить войска для поддержания порядка, как солдаты бросают оружие и пожитки и бегут на прииски, а если военный корабль, посланный федеральными властями с целью заставить уважать законы, высаживает на берег вооруженный экипаж, то капитан больше никогда не увидит ни одного матроса — даже жалованье в пятнадцать долларов в день не способно удержать их, всех тянет на прииски, где они исчезают навсегда.

Страна кишит ворами и бандитами. Desperados[13]и outlaws[14]устанавливают здесь законы — свои законы. Это яростное господство револьвера сорок пятого калибра и быстрой бессудной расправы. Могут вздернуть на лассо или просто пристрелить. Учреждаются «Комитеты бдительности», берущие медленно возрождающуюся гражданскую жизнь под свой контроль. Теперь те, кто захватил земли раньше всех, наконец могут найти понимание в Монтеррее и предъявить свои права собственников. Губернатор передает их справедливые требования кому следует, и правительство учреждает следственный комитет. Но Вашингтон слишком далеко, государственные комиссии пока еще доберутся, а поток иммигрантов не иссякает, они прибывают с растущей быстротой, наводняют страну, обустраиваются в большом количестве. Когда господа из комитета наконец оказываются здесь, им только и остается, что констатировать чудовищную неразбериху людей и предметов и абсолютное разрушение собственности, а если кто-то из них, на свою беду, примется изучать дело досконально, то и вовсе окажется в хвосте происходящих событий.

Выросли десять больших городов. Пятнадцать сотен деревень.

Тут ничего не поделаешь.

Остается воззвать к Закону.

Закон.

В сентябре 1850 года Калифорния на постоянной основе входит в конфедерацию Соединенных Штатов. Теперь это штат, наконец-то имеющий своих чиновников и должностных лиц, конституционные органы государственного управления.