— Нет. Сейчас дома.

В такую удачу невозможно было поверить. Юрис открыл дверь, иони вошли в большой светлый подъезд. Поднялись по лестнице и свернули направо.Юрис позвонил, дверь открыла молодая женщина, очевидно, его старшая сестра.

— Это из Баку, — сказал Юрис, называя Дронго по фамилии.Молодая женщина улыбнулась и приветливо кивнула.

— Заходите, пожалуйста. Как вы нас нашли? — Она говорила сзаметным латышским акцентом.

— Мне помог Юрис, — улыбнулся Дронго, снимая куртку. Он сильноволновался. В девяносто пятом Дронго пролетал через Ригу и уже тогда былуверен, что подруги его матери нет в живых. Досадуя на себя, что не успел взятьцветы или конфеты, он вошел в большую гостиную с балконом. На диване лежалаСюзанна Силивесторовна. Рядом стоял стул с лекарствами, водой, лежали коробочкис таблетками, в общем, обычный набор тяжелобольного и пожилого человека. Ноглаза! У нее были прежние глаза — умные, наблюдательные, внимательные, добрые,энергичные. Увидев Дронго, она всплеснула руками.

— Не может быть! — и даже попыталась приподняться на локте.— Вы приехали к нам в Ригу? Как давно я вас не видела!

Дронго подошел и обнял пожилую женщину. Было такоевпечатление, словно он увидел мертвеца, неожиданно появившегося из прошлого. Онуселся на стул рядом с диваном, и они начали вспоминать ушедшее время, словнохотели перенестись в прошлое. Было заметно, с каким трудом произносит слова этапожилая женщина. Он грустно смотрел на нее и думал о ее невероятной судьбе,вобравшей в себя всю историю Латвии в двадцатом веке.

Она родилась еще в царской России, когда империя началаразваливаться, а на ее обломках создаваться независимое латышское государство.В конце Первой мировой войны власть в Латвии несколько раз переходила из рук вруки. Затем здесь установилась республика во главе с Ульманисом, котораяпродержалась два десятка лет. За это время маленькая девочка в сельскойместности выросла. Чтобы помочь семье, она пасла коров у богатого помещика иблагодаря местному учителю выучилась читать и писать. А затем вступила вкомсомол, который был запрещен в Латвии. В тридцатые годы коммунистов икомсомольцев преследовали и сажали в тюрьму. Ее дважды арестовывали и отпускалина свободу, учитывая ее юный возраст. А затем вместе с друзьями она приветствовалавступление Советской армии в Латвию. Некоторые уже тогда считали этот шагбольшого соседа оккупацией маленькой страны. А некоторые искренне верили, чтоэто шаг к светлому будущему. Но светлого будущего не получилось. Уже через годв страну вторглись немецкие войска.

Среди латышей были и те, кто приветствовал фашистов,полагая, что они несут свободу от большевизма, и те, кто боролся противфашизма, сделав свой однозначный выбор. Были и такие, которые не могли выбратьни одну из сторон, полагая, что идеальный выбор — это независимая Латвия впослевоенных условиях. Эти латыши уходили в леса и боролись против обеих армий.Но силы были слишком неравны. К середине пятидесятых в республике былиистреблены последние вооруженные отряды.

Сюзанна Яковлева, латышка по происхождению, воевала настороне Советской армии. В сороковые годы она бесстрашно ездила по сельскимрайонам и дважды чудом избежала смерти, а однажды ее даже схватили. На вопроскомандира «лесных братьев», кто она такая, Яковлева честно ответила, чтоявляется секретарем райкома комсомола. Ей повезло, лесные люди решили, что онаявляется техническим секретарем. И ее не убили. Потом была напряженная работа,когда она честно трудилась во имя своей страны, пытаясь приносить максимальнуюпользу своему народу. А потом началась «перестройка». Одиннадцатого ноябрявосемьдесят восьмого года на башне Святого Духа Рижского замка был поднятлатышский флаг. Двадцать третьего августа восемьдесят девятого года тысячилюдей взялись за руки, образовав единую цепь балтийских государств. Стремлениелюдей к свободе нельзя было остановить. Всем казалось, что обретениенезависимости сразу сделает людей лучше, свободнее, чище. Это была новаяреволюция. Четвертого мая девяностого года Латвия провозгласила свою независимость.Тысячи русских, украинцев, белорусов, почти все латыши поддерживали этостремление к свободе. Но последующие события оказались гораздо болеепрозаичными.

Новая власть принялась переписывать историю последнихпятидесяти лет. Все выставлялось в искаженном виде. Почти половина населения неполучила элементарных прав, им было отказано в гражданстве. Многие ветераныправоохранительных служб были изгнаны с работы, привлечены к уголовнойответственности за свою безупречную службу. Дронго думал о том, как историясовершила полный оборот в судьбе этой женщины. Родившаяся и выросшая в иноммире, она приняла новый мир с радостью и революционным энтузиазмом. А оноказался во многом пародией на тот светлый мир, о котором они мечтали.Сталинский социализм был страшен, брежневский — пародиен. Идеалы оказалисьразвенчанными, и вся судьба казалась одной большой ошибкой. И в конце жизниснова вернулся тот самый иной мир, как забытый страшный кошмар из детства.

Слушая свою собеседницу и отвечая на ее вопросы, Дронгоподсознательно искал ответа на самый важный для себя вопрос. Самый главныйвопрос — не сожалеет ли она о своей судьбе? Он не решался его задать прямо, емубыло неудобно, неловко. Но, глядя на нее, он пытался найти ответ на этотвопрос, чтобы помочь и самому себе. Правильно ли он жил? Может, вся его жизньтоже одна сплошная ошибка? Может, ему не нужно было рисковать, недосыпать,ошибаться, мучиться, получать выстрелы в спину, терять друзей и любимых женщин?

— Я все время вам звонил, но у вас не отвечал телефон, —сказал Дронго.

— У нас отключен телефон за неуплату долгов, — сообщилавнучка Яковлевой, незаметно вошедшая в комнату.

Он достал свой аппарат. И набрал номер телефона родителей.Ему ответил отец.

— Здравствуй, — сказал Дронго, — как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо. А у тебя как дела?

— Нормально. Я хотел поговорить с мамой.

— Ее нет дома. Она ушла принимать зачеты. — Дронгоулыбнулся, услышав эту весть, матери шел девятый десяток лет, и она по-прежнемупреподавала, не собираясь уходить на заслуженный отдых.

— Жаль. Ты знаешь, я в гостях у Сюзанны Силивесторовны, —сообщил Дронго, — может, ты с ней поговоришь?

— Конечно, — обрадовался отец, — я сообщу об этом матери.

Дронго передал трубку Яковлевой, увидев, как онаобрадовалась. Разговор был коротким, всего лишь несколько общих фраз. Дронгозабрал мобильник. Нужно было прощаться. Он поднялся.

— Извините, что я вас побеспокоил, — сказал он на прощание.

— Мне так приятно, что вы пришли, — она всегда называла егона «вы», — спасибо, что вы нас вспомнили. Вы знаете, все эти годы у нас быласамая главная проблема, как сохранить эту квартиру и не продать ее. Моя дочьвышла замуж второй раз, и у нас появилось еще двое внуков. Но ее супруг умер впрошлом году. И осталось пятеро внуков. Двое со мной, а трое сейчас в гостяхвместе с дочкой у матери ее мужа. Моя дочь работает в библиотеке. Хорошо, чтоона смогла найти себе эту работу.