В нижней части города было не три улицы, а целых шесть, но ямоментально нашел Вацлавскую и нужный мне дом. Вспомнив разговор Анны Ивановныи Надежды Петровны, я решил прикинуться не слишком обеспеченным курортником, которыйнадумал сэкономить на гостинице и теперь ищет комнатенку в частном секторе.

Я жал на звонок, но за дверью из крашеного пластика нераздавалось ни звука. Похоже, Светланы нет дома. В глубоком разочаровании яоперся плечом о створку, не зная, как поступить дальше, но тут дверь подалась истало понятно, что она не заперта.

Ничего удивительного в данном факте не было. Я очень хорошопомню времена, когда москвичи запирали квартиры лишь перед сном да уходя наработу. В те далекие годы мы не знали железных дверей, жили, как говорится,нараспашку, не боясь лихих людей. Сейчас же, наверное, в столице не сыскать ниодного беспечного человека, а вот в Ковальске, похоже, такие еще сохранились.

– Светлана, – воскликнул я, – не бойтесь!Меня направила к вам Таня из Замковой лазни. Говорит, вы комнату сдаете.

В ответ тишина. Я вошел в квартиру, которую правильнее былоназвать норой. Крохотная, едва ли ни метровая прихожая плавно перетекала вкухню. Оттуда я прошел в комнату площадью, наверное, метров пятнадцать. Онаоказалась забита мебелью: стенка, стол, стулья, диван, два кресла, газетница.Повсюду валялись разбросанные вещи – Света не утруждала себя уборкой.

Поняв, что хозяйки нигде нет, я пошел назад и заглянул вванную, где уместились только душевая кабинка и унитаз. Раковины не было. Рукии лицо полагалось мыть под струей, бившей с потолка. Из-под плотно закрытойшторки душевой кабинки растекалось пятно, цветом напоминавшее сок раздавленнойвишни. Не задумываясь, я дернул занавеску душа. Из груди вырвался вопль.

На бежево-желтом пластике сидела Светлана. Я сразу узнал еекрасивые темные волосы. Руки девушки были в крови, а широко открытые глазасмотрели в одну точку. Светлана была мертва. Я испугался еще больше.

– Что там опять стряслось? – раздался с лестницыворчливый голос. – Никакого покоя нет, говорила же, не пускай молодую.

Я почти лишился чувств. Вот это влип так влип! Один, в чужойстране, в незнакомом городе стою возле еще не остывшего трупа. Интересно,сколько дают в Чехии за убийство?

– Что произошло? – спросил другой голос.

– Да эта девочка, ну, такая противная, – ответилапервая женщина, – помнишь, мы у нее скидку в Замковой лазне выпрашивали!

– А как же, – зачастил другой голос, – мы ещеобрадовались, что она тоже москвичка, а нахалка заявила: «Мне без разницы,откуда вы, скидки не я даю, а хозяин!»

– Во-во! Слышала крик?

– Ну?

– Это она опять со своим хахалем поругалась! Надо пойтии сказать ей, чтобы вела себя прилично!

– Не, – ответила вторая собеседница, – безменя отправляйся: день на дворе, может орать свободно.

Голоса стали удаляться и в конце концов исчезли. Взяв себя вруки, я вышел из санузла, вновь попал в комнатенку, обследовал ее и понял, чтотут нет никаких следов присутствия мужчины. В шкафу висели лишь разноцветныедевичьи вещи. Если господин Стриженов и впрямь жил здесь, то возможны дваварианта развития событий: либо Светлана выставила обнаглевшего любовника вон,либо он, взбеленившись по какой-то причине, напал на Зайкину, убил ее, а потом,осознав ужас произошедшего, убежал. И если последнее предположение верно, то ямогу возвратиться в Москву. Михаилу Юрьевичу сейчас не до пари, по условиямкоторого он не имел права покидать Ковальск. Скорее всего, Стриженов бросилсяпрочь из городка, спасая собственную шкуру. Во всем мире за убийство полагаетсяесли не смертная казнь, то длительный, часто пожизненный, тюремный срок. Самипонимаете, тут не до игр в прятки. Хотя, может, Михаил, как и я, наткнулся натруп Светланы случайно и скрылся? Между прочим, и правильно поступил. С какойстати я стою здесь, словно окаменевшая жена Лота?

Очень осторожно я выглянул наружу и с облегчением заметил,что путь свободен. Лестничная клетка была пуста.

На мягких, словно ватных ногах я вышел на улицу иприпустился к остановке. И снова редкие прохожие смотрели мне вслед.

Добравшись до остановки, я сел на пустую скамейку, позвонилНоре и ввел ее в курс дела.

– Хорошо, – коротко ответила она, – сейчас якое-чего обдумаю и соединюсь с тобой.

Я сунул мобильный в карман, но он зазвонил снова, на проводебыла Николетта.

– Что за безобразие? – затараторила она. –Вава! Ты где?

– Пошел прогуляться.

– Немедленно вернись в гостиницу! Мы хотим обедать!

– Спускайтесь в ресторан, у нас все оплачено.

– Ни за что! – взвизгнула маменька.

– Но почему?

– Мы уже там побывали! Отвратительно! Чтобы через паруминут ты был тут! Понял?

Голос Николетты стал на тон ниже и зазвучал, словно орган вкатолическом соборе. Похоже, маменька не на шутку обозлилась. Вполне вероятно,что на месте отеля я обнаружу груду развалин. Милым подруженькам, Николетте иКоке, ничего не стоит разнести «Неаполь» на части.

С огромным трудом поймав такси, я добрался до верхнегогорода, дошел от стоянки машин до отеля и порадовался, что в нем целы всестекла. Николетту и Коку я обнаружил сидящими в холле, а обслуживающий персонал«Неаполя» в невероятном ажиотаже носился по коридору.

– Ужасную зеленую вазу из моего номера немедленноубрать, – шипела Кока.

– Но почему? – по-русски пискнула одна изгорничных.

Кока бросила на нее убийственный взгляд:

– Зеленый цвет бледнит.

Тут Николетта, понявшая, что Кока, как всегда, перетягиваетодеяло на себя, начала свою партию:

– Смените постельное белье!

– Оно совершенно чистое, – попыталасьсопротивляться Ирина, продолжавшая дежурить на ресепшн, – номер тщательноубрали перед вашим приездом. «Неаполь» – пятизвездочный отель и дорожит своейрепутацией!

– Смените белье! Оно грубое!

– Простыня и пододеяльник льняные, высшего качества.

– Я сплю только на шелке!

– Но где же его взять? – попыталась воззвать кразуму Николетты Ирина. – У нас все комплекты из льна особой, такназываемой сатиновой обработки. Кстати, когда к нам приезжала Марго, она ниодного плохого слова не сказала про белье.

– Это кто такая? – навострила уши маменька.