Листян шагнула к нему, так и не разжав кулаков. Ногти, впивавшиеся в мякоть ладоней, придавали ей смелости.

— Ишь, маленькая, а хищная, – неожиданно радостно улыбнулся старик, демонстрируя отличные белые зубы. – Хорошая ты, Лисяна, добрая, только глупая. От судьбы своей бежишь, а судьбу не обманешь. Да. Женою лиса тебе суждено стать, лисят родить. Почему не училась, когда тебе волхв говорил? Огня в тебе много, а лени еще больше, да? Погоди, сама еще придешь. Да, князь, хоть ты и не веришь, а повезло тебе.

Вот! Листян гордо вскинула подбородок и изогнула губы в улыбке. Такие слова ей были по нраву. Князь же, напротив, еще больше посмурнел, но промолчал. Волхв смотрел насмешливо, зная, конечно, как и Аасор, куда больше, чем говорил.

— Коли не передумал, Матвей, клади ладонь на лису. И ты, Лисяна, тоже.

Ох и не хотелось девушке прикасаться к столбу, да видно, выбора у нее не было. Положила ручку свою на дерево, оказавшееся неожиданно теплым (едва и дотянувшись). Рядом с широкой лапой князя ее пальчики казались совсем детскими и на удивление смуглыми. Волхв невесть откуда достал широкую красную ленту и быстро запястья мужское и женское ею обвил, громко выкрикнув:

— Обручаю вас силою солнца, неба, земли, воды и крови. Свидетелем сему лесные звери и люди, здесь присутствующие. Да благословит ваш союз лисица! По ее следам ходите и помните – зверь этот хитер и коварен, но своих возлюбит и никогда не обидит.

Лента алая вдруг вспыхнула огнем, но не обожгла, а словно впиталась в запястья теперь уже князя и его княгини.

С удивлением разглядывала Листян узор на своем запястье, быстро бледнеющие – не то следы лисьи, не то цветы диковинные. Миг – и кожа посветлела, словно и не было ничего. А Вольский, кажется, даже и не заметил ничего.

– От того и называется обручение, что руки ваши теперь связаны, – пояснил волхв задумчивой Листян. – Иди уже, дщерь, устала, измучилась. Поезжай в Лисгород, там для тебя уже горница приготовлена. А ты, Матвей, жену не обижай, знаю я тебя, угрюмца.

— Знаешь, знаешь, конечно, – без всякого уважения буркнул князь. – Никак, двадцать лет мы с тобой бок о бок воевали, пока тебя лисица не позвала. Ну, раз был повидаться.

Старики крепко обнялись, и Листян поплелась к своей кобылке.

— А ну стой, паскудник, дары мои где? – загрохотал следом волхв. — И за оленя виру не забудь!

— Дары ему еще, — проворчал князь, махнув рукой одному из дружинников. — Микола, мешок давай.

Волхв кивнул удовлетворенно, пока князь раскладывал возле столба какие-то полотна, да сыр головки, да копченое мясо, и тихо коснулся локтя Листян.

— Ты, девица, только не вздумай глупостей натворить. Беда твоя и не беда вовсе. И еще: леса теперь не бойся. Истинную княгиню зверь дикий не тронет и змея не обидит. И ко мне приходи, не стесняйся, поняла меня?

Листян, конечно, не поняла, но кивнула энергично. Вот уж точно в лес она никогда и не сунется. К тому же слова его про “истинную” княгиню смущали. Разве бывает княгиня неистинная? Это как – обманная, ненастоящая? Знает она этих шаманов, верить им нельзя на слово. Вечно они загадками говорят!

И что он про беду сказал, какая еще беда? Нет у Листян никакой беды, все у нее хорошо и прекрасно. На всякий случай спросила только:

— А знаки на запястье куда пропали? Что это значит?

— Ты их видела, да? Никто не видит их обычно, дочка. А ты, значит, видишь… Ох, непросто тебе придется.

Фу ты, еще больше напугал, запутал совсем! Лучше бы и не спрашивала!

Настоящий город Листян видела впервые. Такие высокие каменные стены – и кого моры так боятся? Вон у кохтэ нет никаких стен, и ничего. Конечно, у них есть Аасор и его ученики, ну так у моров есть Зимогор, она ведь видела его! Дикие звери, наверное, из лесов далеко не уходят, врагов должна встречать дружина княжеская. В стене не видела Листян никакого прока.

Она даже не была красивой или величественной, наоборот, прятала за собой дома и людей. Тем более, что возле стены лепились крохотные деревянные домики, даже лачуги, вокруг которых бегали дети (порой даже и босые), ходили тощие куры и брехали маленькие собачонки.

Стена была очень высокой, в несколько человеческих ростов. Чтобы попасть в Лисгород, нужно было проехать через огромные деревянные ворота, возле которых стояли стражники с забавным оружием навроде топоров, только на длинных древках. Прямо в стены были встроены круглые башни с черепичными крышами, на которых тоже были люди.

Князя и его дружину, разумеется, пропустили без досмотра. И полсотни кохтэ тоже, только присвистнули в след женскому десятку. Сельва показала караульным неприличный жест и тут же получила столь же неприличное предложение. Листян только усмехнулась: узкоглазые воительницы, вероятно, быстро найдут себе поклонников.

Все было для кохтэ внове, все восхищало и радовало глаз. Город был прекрасен: широкая, местами мощеная досками (невиданная роскошь!) улица, большие дома — деревянные и каменные, сверкающие льдинками окон (Листян видела стекло и раньше — Наран привёз ей в подарок пару кубков из прозрачного диковинного материала), острые крыши, высокие ступени крылец. Деревья, ещё голые, прямо возле домов, небольшие и часто кривые, из таких мебель не сделаешь. Наверное, плодовые — в степи тоже встречаются изредка.

Этакий дом разве бросишь? Всю жизнь придется в одном месте жить. На лошади его не увезешь! А уж топить зимой такие хоромы просто немыслимо! Впрочем, у моров леса огромные, уж у них с дровами проблем нет. Девушка даже и задумалась, не потому ли кохтэ в шатрах невеликих живут, что в степи деревьев мало? Ведь степняки жгут зимой сушеный навоз и редко – горючие камни. Построить дома не сложно, камня в Кохе достаточно, только зимой они быстро промерзнут насквозь… Ну и овцы, конечно. Их пасти надо где-то, не на улицах же, в грязь копытами коней разбитых?

Люди выглядывали из окон, шумно приветствовали князя. Жались к стенам домов, пропуская всадников. Показывали пальцем на кохтэ и разевали рты. Люди здесь были необычные, круглоглазые, словно бы удивляются чему-то. Одеты богато, многие — в мехах. Встречались, впрочем, и в рваньё, и в обмотках каких-то, но немного.

Что-то кричали, галдели, бранились. Немыслимо шумно – дома подобного и представить нельзя. Все же степняки — народ куда более спокойный и тихий. Наверное, даже, гордый.

Широкая улица привела путников к рыночной площади. Здесь стояли лавки, открытые и с навесами, нынче пустые. Площадь была вымощена камнем — роскошь великая!

— Не торговый день сегодня, — пояснил Матвей, заметивший явное удивление степнячки. — Торгуют сейчас, по зимнему ещё времени, два дня в седьмицу только. Сейчас только мясная лавка и открыта. Вот когда зелень да ягоды пойдут, да купцы приедут — тогда торг каждодневный будет. А пока, как видишь, затишье.

Торговая площадь закончилась, улицы снова сомкнулись, впрочем, совсем ненадолго. Дальше была стена вторая – как будто одной было недостаточно! Да какая стена – ширины ее хватало, чтобы по ней, словно по улице, ходили дружинники! Вот уж диво так диво! В стене были узкие окна, ничем не закрытые. Неужели внутри еще и жить можно?