комментариев к «Книге перемен», мифический властитель Фу Си всматривался в образы в небесах, а также в следы зверей и птиц на земле[18]. Это вдохновило его на изобретение набора линейных диаграмм, известных как триграммы, — комбинаций из трех непрерывных или прерывающихся линий, которые можно было объединять в шестьдесят четыре гексаграммы, используемые для предсказания будущих событий (мы снова встретимся с ними в следующей главе). Другая связанная с этим история касается Цан Цзе (см. илл. 1.2), писца при дворе легендарного Желтого императора. Если верить рассказам, он тоже придумал письменность, имитируя птичьи следы. Поздний комментатор замечает, что злые духи боялись изобретения письменного слова, поскольку его можно было использовать для борьбы с ними (это суеверие, кстати, живо и доныне: китайцы широко используют талисманы с надписями, отпугивающими духов). Он сообщает и о том, что даже кролики впали в ужас, предчувствуя, что их шкурки теперь пойдут на кисти для туши! Впрочем, если отвлечься от горестной участи бедных ушастиков, можно констатировать, что в этих мифах зафиксировано убеждение, согласно которому письмо воспроизводит структуру реальности и Вселенной в целом. Иначе говоря, освоение письменного слова означало не просто приобщение к книжной премудрости — оно предоставляло ключ, которым можно было открыть сокровенные тайны жизни. Оно давало власть над миром и его историей.

Илл. 1.2. Цан Цзе, легендарный изобретатель китайской иероглифической письменности. Факсимильный репринт из энциклопедии «Сань-цай ту хуэй», 1609

Непрерывная история китайской письменности насчитывает более трех тысяч лет. Большинство доступных сегодня источников написаны на классическом китайском (вэньянь). Со времен Хань до последних дней династии Цин использовалась примерно одна и та же версия классического китайского. До начала XXI в. вэньянь оставался основным языком официального письменного общения по всей Восточной Азии, будучи универсальным средством коммуникации для государственных служащих и образованных классов. По степени охвата и влияния его можно сравнить с латынью и французским в прошлые периоды европейской истории или даже с сегодняшним английским. Естественно, языки не остаются статичными: они меняются, реагируя на внешние и внутренние воздействия. В III в. в Китай пришел буддизм, и это стало первым внешним фактором, повлиявшим на вэньянь. Кроме того, с династии Юань классический язык начал вбирать в себя просторечные — то есть разговорные и нелитературные — элементы.

Существует прямая связь между лингвистической структурой языка, использованного в гадальных надписях эпохи Шан, и вэньянем. Современный вид некоторых иероглифов все еще напоминает об их древних формах — таковы, например, обозначения сердца, Солнца, Луны, двери, человека или демона. Эти иероглифы — формализованные изображения самих объектов, они называются пиктограммами. Помимо пиктограмм, китайский язык также может объединять два или более графических знака в один иероглиф, чтобы выразить более абстрактные понятия (например, изображения Солнца и Луны образуют иероглиф «ясный, сияющий, просвещенный»; два дерева формируют иероглиф «лес»; человек, прислонившийся к стволу, дает иероглиф «отдыхать»). Первый китайский этимологический словарь — «Объяснение простых и анализ составных иероглифов» («Шовэнь цзецзы»), составленный Сюй Шэнем (30–124), объединяет иероглифы по 540 графическим классификаторам-радикалам; современные словари путунхуа[19] выделяют около двухсот радикалов. Иероглифы делятся на шесть типов: а) обозначающие идеи; б) происходящие от пиктограмм; в) состоящие из элемента формы и элемента произношения; г) сложносоставные; д) звучащие по-разному, но имеющие сходные значения; е) заимствованные. В современном путунхуа 90 % иероглифов — это фоноидеограммы: они состоят из семантического элемента, передающего значение, и фонетического элемента, передающего звучание. Чтобы освоить конфуцианское «Пятикнижие» и уметь писать, ученому нужно было иметь в активном словаре порядка пяти тысяч иероглифов. Но на самом деле требовалось знать намного больше, поскольку важно было распознавать разные варианты написания, заимствованные иероглифы, а также расшифровывать комментарии.

Вэньянь, каким он представляется в наших источниках, в сущности, не был разговорным языком. На классическом китайском удобно было читать, но для разговоров он был не слишком эффективным — и этим в значительной мере можно объяснить его успех в качестве универсального инструмента письменной коммуникации. Большинство официальных документов и литературных произведений, созданных до начала ХХ в., записаны на том или ином стилистическом варианте классического китайского. Этим языком пользовались философы, поэты, чиновники и авторы трактатов и комментариев. Чтобы точнее отразить масштаб его распространенности вплоть до прошлого столетия, его следовало бы называть литературным китайским. Но, поскольку классический период истории Китая был отмечен появлением множества важных канонических текстов и ключевых мыслителей, современные ученые и исследователи, как правило, предпочитают называть все формальные виды китайского письма до начала XX в. по-другому — для них это классический китайский.

Влияние классического китайского на нынешний путунхуа огромно, особенно в литературных и формальных выражениях. Умение писать и читать тексты на классическом китайском продолжает оставаться отличительным признаком образованного человека и в современных китайских обществах. Задания нынешних китайских школьников довольно часто включают декламацию, заучивание и цитирование известных произведений. Одни китайские политики включают в свои речи подходящие цитаты; другие берутся за кисть, чтобы переписать фрагменты классических работ; третьи — среди них был, в частности, Мао Цзэдун — пишут стихи в стиле древних. И в устном, и в письменном варианте современный путунхуа наполнен лексикой, заимствованной из классического китайского, — пословицами, аналогиями и примерами. С нашей современной точки зрения классический китайский предстает в качестве языка, предназначенного в первую очередь для того, чтобы читать, а не слушать (за исключением, возможно, поэзии). Будучи главным образом языком письменной речи, классический китайский есть нечто большее, чем просто транскрипция языка разговорного. По этой причине в добротные университетские программы обязательно входит обучение классическому китайскому: оно помогает студентам глубже понять китайскую цивилизацию. Несмотря на попытки борцов за новую культуру, действовавших на подъеме движения «Четвертого мая» (ок. 1915‒1921), отказаться от официального использования классического языка в пользу более разговорного китайского, он по-прежнему пронизывает весь лингвистический и текстуальный ландшафт Китая.

Желая разграничить современный путунхуа и классический китайский, иногда указывают на то, что сегодняшний язык применяет упрощенные иероглифы, а древние пользовались традиционными, или более сложными, иероглифами. Однако связывать упрощенные иероглифы с современным миром, а усложненные иероглифы с былинным прошлым не вполне правильно. Упрощение китайских иероглифов, начатое в 1930-е гг. и завершенное после основания в 1949 г. Китайской Народной Республики, не затронуло письменные системы китайских сообществ за пределами коммунистического Китая, например в Гонконге и на Тайване. В КНР письменность упрощали, желая продвинуть массовую грамотность и поощрить образованность. Преобразования преследовали политические цели, увязывая новый коммунистический режим с такой официальной письменной системой, которая считалась более эффективной и доступной для всех слоев общества; она была призвана преодолеть разрыв между высокообразованными элитами императорского Китая и необразованными и преимущественно неграмотными массами. Подобно Первому императору, Государственный совет КНР,