которые в них содержатся. Но очевидно, что это не так. Не менее важна физическая история текста. Возьмем, к примеру, граффити. Расположение рисунка и поверхность, на которую он нанесен, сообщают о намерениях художника (или вандала) не меньше, чем сопроводительный текст или техника распыления краски. Аналогичным образом многое можно узнать из того, где был найден древний текст, какие предметы извлекли на свет вместе с ним, как он размещался на своем носителе и где располагался относительно окружающих предметов. Археологи и филологи будущего, несомненно, будут ломать голову над значимостью телефонов, компьютеров и прочих устройств, которые в ходу у наших современников, а также загадочного лексикона сообщений, в них сохраненных. За долгие века китайцы генерировали огромные массивы текстовой критики. И, хотя наука текстовой критики в наше время продвинулась очень далеко, ученые, конечно же, продолжат размышлять о композиции и значении многих и многих источников. Примечательным отличием от предшествующих времен стало то, что нынешний Китай находится на переднем рубеже оцифровки древних текстов. Подвергая дигитализации все большие объемы материала, Китай вышел на ведущие позиции в производстве электронных версий первоисточников. Это значит, что теперь исследователю доступно гораздо больше документов, чем раньше. В наши дни только что обнаруженные манускрипты сначала обсуждаются в исследовательских комментариях в интернете. Современные ученые оказались очень везучими: разнообразие и богатство текстовых археологических находок, сделанных в последние десятилетия, просто поражает. Оно позволяет пересматривать прошлые трактовки текстов, которые практически без изменений воспроизводились на протяжении веков. Оно также помогает филологам понять, где ошибались их предшественники, интерпретируя источники.

Как известно, тексты с легкостью делаются объектами искажений и манипуляций. Следовательно, когда мы изучаем источники Древнего Китая, крайне важно отделять исторические фигуры, ассоциирующиеся с определенными текстами, от идей, содержащихся в этих текстах. Авторство некоторых важнейших произведений китайской традиции либо вообще не установлено, либо прояснено только частично, либо вызывает жаркие споры. О многих великих мыслителях, которых мы будем обсуждать, — в их числе Конфуций и Лао-цзы — достоверных биографических сведений или крайне мало, или вообще нет. Тем не менее их имена, иногда на весьма шатких основаниях, связывают со множеством текстов и широким разнообразием идей. Конфуций — наилучший пример фигуры, которую не раз избирательно и стратегически воскрешали на протяжении всей китайской истории, вплоть до настоящего времени. В предисловии к своему переводу «Лунь юй» (одному из многих, появившихся в последние годы) бельгийско-австралийский синолог и эссеист Саймон Лейс метко подметил, что «Конфуций явно не был конфуцианцем»: он имел в виду то, что во времена империи власти предержащие, как правило, выбирали и превозносили лишь те высказывания Учителя, которые поддерживали подчинение авторитету. Призывы Конфуция критически оценивать правителей или даже восставать против них, если те утрачивали моральный авторитет, благополучно игнорировались.

Многие правительства были бы счастливы опираться на сборник высказываний вроде «Лунь юй», произнося высокопарные речи о том, как им дороги универсальные ценности гармонии, равноправия, справедливого распределения благ, всеобщего образования, социальной мобильности, устойчивого развития, уважения к старшим, прилежания в учебе и служения обществу. Но сказанное, конечно, не значит, что в тех же текстах не могут содержаться и менее приятные для властей идеи, в которых усматривается критика установленного порядка.

Синологи

Китай — его литературу, историю, религию, философию и филологию — изучают специалисты, которых в академических кругах называют синологами. Термин в основном распространен в Европе, где он встречается в университетских программах и фигурирует в дипломах, особенно у исследователей старого Китая. Западные ученые издавна были очарованы китайскими древностями. Миссионеры — доминиканцы и иезуиты — взялись за переводы и толкования китайских текстов еще в XVII–XVIII вв. Но только в 1814 г. в Коллеж де Франс в Париже была учреждена первая европейская кафедра синологии. Ее возглавил Жан-Пьер Абель-Ремюза (1788–1832) — он был медиком, который выучил китайский, восхитившись китайским трактатом о лекарственных травах. Его преемник, Станислас Жюльен (1797–1873), за четыре десятилетия перевел большой объем литературных и исторических трудов. Вслед за этими первопроходцами Франция породила еще нескольких великих исследователей китайской филологии и библиографии, в том числе Эдуара Шаванна (1865–1918) и Поля Пеллио (1878–1945). Другие французские синологи первого поколения рассматривали Древний Китай в основном в историческом и антропологическом разрезе. Среди них стоит выделить Анри Масперо (1883–1945) и Марселя Гране (1884–1940).

Систематическое изучение китайского языка и его грамматики начали немец Георг фон дер Габеленц (1840–1893) и двое шотландских миссионеров-протестантов, Александр Уайли (1815–1887) и Джеймс Легг (1815–1897), которые в XIX в. основали британскую синологию (см. илл. 1.4). Легг известен своим фундаментальным переводом конфуцианского «Пятикнижия». В 1876 г. он был назначен первым заведующим кафедрой китайского языка в Оксфорде. В 1888 г. такая же кафедра появилась и в Кембридже. Ее первые руководители, сэр Томас Уэйд (1818–1895) и Герберт Джайлс (1845–1935), занялись исследовательской работой после завершения дипломатической службы в Китае. Несмотря на взаимную неприязнь между этими специалистами, их имена оказались навечно связанными в названии созданной ими транскрипционной системы Уэйда — Джайлса, которая широко использовалась в англосаксонском мире для переложения китайского на латиницу. Она встречается и до сих пор, хотя более широко сегодня используется пиньинь, который создали в 1950-х гг. Чжоу Югуан и китайское правительство.

Илл. 1.4. Джеймс Легг, переводчик конфуцианского канона, и его китайские помощники

В Северной Америке и прочем англосаксонском мире изучение Китая утвердилось в университетских программах после завершения Второй мировой войны и установления нового геополитического порядка. Джон Фэйрбэнк (1907–1991) из Гарварда стал ключевым деятелем из числа тех, кто превратил синологию в область междисциплинарных исследований. Это преобразование ввело изучение Китая и китайской мысли в круг социальных и политических наук. В дальнейшем академическое исследование Китая, несомненно, будет меняться под влиянием свежих тенденций в развитии науки, откликаясь на новые запросы образовательных программ. Кстати, полезно помнить, что изучение китайской цивилизации, языка и культуры на Западе насчитывает всего двести лет — это очень молодая дисциплина, особенно по сравнению с изучением западных языков или истории других частей света. Пионеры перевода важнейших китайских текстов приступали к своей кропотливой работе, не имея в распоряжении даже базовых инструментов вроде словарей или справочников. Зачастую им приходилось работать без информантов — носителей языка. В предисловии 1865 г., сопровождавшем перевод «Шу цзин», Джеймс Легг высказался вполне пророчески: «Трактовка [конфуцианского] канона станет намного проще, когда найдутся люди, которые, понимая происхождение иероглифов и отслеживая историю каждого из них во всем разнообразии форм, создадут по-настоящему правильный словарь [китайского языка]». Впрочем, при всех трудностях, с которыми пришлось столкнуться первопроходцам, относительная «юность» западных исследований Древнего Китая в сочетании с открытием все новых текстов и артефактов делает их изучение весьма увлекательным занятием. Немногие интеллектуальные начинания способны