запуская реформу письменности, совмещал прагматизм с символизмом. Но упрощать сложные иероглифы начали отнюдь не в XX в.: большинство вульгаризированных форм, входящих в перечень примерно 2200 официально признанных упрощенных иероглифов, можно обнаружить в рукописной культуре столь давних времен, как периоды Тан и Сун. Сами китайские рукописи свидетельствуют о том, что простота использования и доступность письменности волновали не только современных людей.

Идеи и смыслы неразрывно связаны со структурой языка. Лингвисты отнесли бы классический китайский к разряду эллиптических языков. Подобные языки, преимущественно односложные, стремятся передать широкий объем значений посредством относительно небольшого числа символов. Другими словами, для чтения на классическом китайском необходимо умение воспринимать его неполноту. Читателю нужно научиться восстанавливать недосказанное; он может делать это, опираясь на порядок слов, параллельное применение определенных слов и фраз, привлечение функциональных слов и рифм. В классическом китайском языке окончания слов не изменяются ради указания времени, падежа, залога, лица или числа. В нем нет склонений. Грамматическое предназначение слов в основном выводится из их порядка или синтаксиса. Следовательно, многие слова могут выполнять различные функции в зависимости от того, где они встречаются в предложении. К примеру, иероглиф с базовым значением «хороший, добрый» может действовать как существительное («доброта — это…»), прилагательное («хороший человек») или переходный глагол («считать что-то хорошим»). А значит, читателю классических китайских текстов не нужно осваивать множество сложных грамматических правил, за исключением основных синтаксических норм. Но зато, чтобы понять этот язык, требуется освоить огромный массив лексики и научиться справляться с семантической акробатикой иероглифов. Для этого, особенно на начальных стадиях, приходится довольно много учить наизусть, а также развивать интуитивное чувство языка. Именно эти причуды классического китайского, несомненно, во многом объясняют весьма значительные расхождения между западными переводами, особенно когда дело касается текстов, насыщенных образной речью. Вдобавок к письму важным средством передачи идей также служили запоминание и устная передача. Многие записанные тексты довольно скупо расходуют слова или пользуются набором стилистических приемов, помогающих запоминанию (рифмы, аналогии, повторы, цитаты). Таким образом, тексты, приписываемые китайским мастерам философии, вряд ли дословно воспроизводят сказанное ими.

Наконец, еще одна важная особенность языка, на котором изъяснялись китайские мыслители, заключается в том, что он не слишком развит в аналитическом аспекте. Именно из-за этого западные читатели не сразу опознают китайский текст как философский. Классический китайский, передавая идеи, опирается на множественные аналогии, метафоры и аллюзии. Кто-то может возразить, что четкий и недвусмысленный аналитический лексикон есть несомненный признак ясно мыслящего ума. Но так ли это? Столь же основательны и утверждения о том, что привлечение ярких образов, аналогий и метафор открывает возможности, которыми не располагает сухой язык логики и определений. Как заметил Фэн Юлань (1895–1990), «язык китайских философов настолько непонятен, что намеки [и скрытые смыслы], содержащиеся в их изречениях, оказываются почти бесчисленными». Образный язык не обнаруживает ни малейшей ущербности при передаче абстрактных идей. Напротив, нередко использование образов и метафор расширяет наши горизонты трактовки понятий. Оно способно смягчить грани абстрактного или излишне теоретичного языка. Услышать, что вы проживаете весну или осень своей жизни — это совсем не то же самое, что получить очередное напоминание о своем возрасте или же быть причисленным к подросткам и пенсионерам.

Первоисточники

Природа многих текстов Древнего Китая такова, что они открыты для толкования и перетолкования и словно приглашают к комментированию и новым трактовкам. Вместо того чтобы видеть в китайском тексте нечто устойчивое и неизменное, его лучше представлять живым и развивающимся. Многие из имеющихся в нашем распоряжении текстовых источников складывались на протяжении долгого времени, формируя свод комментариев. Условно говоря, чтобы добраться до кремовой начинки торта, нужно сначала справиться со слоями бисквита и глазури. Разумеется, есть набор технических приемов, посредством которых определенным текстам или каким-то их версиям пытаются приписать безоговорочный и финальный авторитет. Например, можно снабдить текст новым комментарием и тем самым предложить продукт, который будет считаться его окончательной версией. Или можно выбить версию текста в камне, таким образом обеспечив ей относительную неизменность. Зачастую китайский текст становится классическим не потому, что имеется его достоверно определяемая оригинальная версия (так называемый уртекст), но из-за того, что редактура и комментарии определенного ученого со временем стали восприниматься как первостепенные и господствующие. Тексты в Древнем Китае часто обретали авторитет благодаря тому, что их начинали ассоциировать с каким-то видным персонажем или цепочкой комментариев. Когда текст связывался с грандиозной фигурой типа, например, Конфуция, он получал своего рода интеллектуальный знак качества на века вперед.

Помимо текстовых источников, которые складывались на протяжении веков и передавались из поколения в поколение, а также материальных источников, которые изыскивают археологи, исследователи-китаисты полагаются на постоянно расширяющийся массив недавно обретенных текстов. В последние десятилетия в Китае — отчасти из-за стремительной модернизации и активного строительства — было найдено беспрецедентное количество манускриптов на бамбуковых планках, деревянных табличках и шелке. Исследования, которые филологи и палеографы (специалисты по древнему письму и рукописям) проводят сегодня на этом богатом материале, показывают, до какой степени загадочным может порой оказаться древнекитайский текст.

Илл. 1.3. Надписи на бамбуке из царства Чу

До изобретения бумаги и книгопечатания самым распространенным способом сохранения текста оставалась рукописная запись иероглифов на бамбуковых планках (и деревянных табличках). Причем писцы могли соскребать верхний слой бамбука, делая исправления в тексте; об этом свидетельствуют ножи и точильные камни, найденные в гробницах. Бамбуковые планки связывались вместе ниткой или шнурком и сворачивались в своеобразные вязанки. К тому времени, как века спустя их начали извлекать из гробниц, шнурки, сохранявшие должную последовательность текста, давно истлели, а сами иероглифы, в зависимости от свойств почвы и уровня влажности, нередко частично стирались или вообще становились нечитаемыми. Задачу восстановления планок и соединения их в изначальном порядке можно уподобить попытке собрать сухие макароны, которые, высыпавшись из пачки на кухонный пол, разломались и разлетелись повсюду. Представьте себе, что текст, изложенный на десятках бамбуковых планок, свернутых в вязанки, грузят на телегу, запряженную быками, и куда-то перевозят. Пары выбоин на мощеной дороге хватит для того, чтобы такая вязанка (в современном китайском языке соответствующее слово по-прежнему обозначает книгу) слетела с телеги и была забыта на обочине. А потом бесчисленные филологи и историки будут столетиями спорить, сколько же фрагментов было утрачено или, наоборот, к какому большому тексту мог относиться тот или иной потерянный кусок. Расхищение гробниц и процветающий черный рынок древностей еще более усложняют задачу. Происхождение некоторых рукописей так и остается неустановленным.

Люди сегодняшнего дня склонны считать, что тексты формируются сугубо теми идеями,