— Хорошо, Лиззи, если ты сумеешь убедить меня, что я могу доверять твоему умению держать язык за зубами, — с некоторым вызовом произнес он. — До сих пор у меня не возникало в этом сомнений, но раз уж ты не хочешь положиться на мое слово, то и мне приходится следовать твоим путем.

Если он рассчитывал устыдить дочь и вынудить ее отступить, то нынче был не тот случай. Элизабет отлично понимала, что во второй раз она не раздобудет достаточной наглости, чтобы противостоять отцу. Поэтому лишь качнула головой и поймала его взгляд.

— Шесть лет — достаточный срок для проверки? — старательно скрывая недовольство, поинтересовалась она. И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Именно столько прошло с тех пор, как я узнала о чувствах Черити к вам. И вряд ли вам достанет цинизма уверять, что я плохо хранила ее секрет.

Томас Уивер хмыкнул — очевидно, не ожидал от дочери ни такой откровенности, ни ее осведомленности в этом вопросе. Ни, возможно, ее скрытности, не позволившей ему жениться на мисс Миллс значительно раньше. Элизабет не знала, как именно отец догадался о любви Черити к нему и отвечал ли он ей взаимностью, но очень хотела верить, что они сумеют обрести семейное счастье, нисколько не уступающее их былому счастью с мамой. И была уверена, что отец способен подарить его Черити, если только их брак не являлся еще одной его причудой. Но об Элизабет не хотела даже думать.

— Вот уж действительно… — пробормотал отец и еще прошелся мимо нее, а потом обратно. Посмотрел исподлобья, поморщился, снова вздохнул. Элизабет ждала, не произнося больше ни звука, и думала почему-то не об отцовских сомнениях, а о необъяснимой необходимости услышать наконец о мистере Риде хоть что-то хорошее. До сих пор сведения о нем носили исключительно отталкивающий характер: вор, шантажист, добро если не убийца, — однако насаживаемый образ никак не вязался с тем, что она видела сама. Особенно Элизабет поразила озабоченность мистера Рида ее нежеланием с ним общаться и обещание избавить ее от своего присутствия при одном лишь слове. Она ведь могла и подтвердить свою неприязнь к нему, и тогда, по сути, все его планы на свадьбу остались бы неосуществленными. Могло ли быть, что его куда как больше заботило ее спокойствие, нежели удовлетворение собственных потребностей? И есть ли на самом деле у Энтони Рида хоть одно положительное качество? — Не думал я, что решусь раскрыть кому-нибудь эту тайну, да еще и так скоро, но ты права, Лиззи, иначе нельзя, — наконец проговорил Томас Уивер, и Элизабет даже вздрогнула, вырванная из своих мыслей. — Только прошу тебя — ни одному человеку! Ни случайно, ни полсловом! Дело еще не закрыто, и любая утечка информации может помешать полиции найти истинного преступника.

— Дело? — переспросила изумленная Элизабет. — Полиция? Папа, но вас же не могут!.. Вы же никогда!..

— Рад слышать, что ты обо мне такого мнения, — постарался улыбнуться он, но потом только тряхнул головой и снова прошелся по кабинету. — Значит, мне не придется оправдываться и что-то доказывать. Сядь, Лиззи, и лучше подальше от окна, чтобы я был уверен, что ни один звук не проникнет наружу.

Он выглянул за дверь, убедился, что там никого нет, и повернул ключ в замке. Потом плотно закрыл окна и даже завесил их портьерами. В кабинете сразу воцарился полумрак, весьма подходящий для таинственных историй.

Элизабет отодвинула кресло в угол и послушно присела на краешек. Отец сделал то же самое, приблизившись к ней настолько, чтобы говорить шепотом.

— Будь прокляты эти скачки! — первым делом выдохнул он. — Знал бы — за десять ярдов лошадей обходил. Но чего уж теперь? — он еще понизил голос — так, что Элизабет пришлось прислушиваться. — Уже после нашей победы в Аскоте обнаружилось, что королевские кони плохо себя чувствуют и потому бежали не в полную силу. Поначалу грешили на жару, а потом в их кормушке обнаружили хвою тиса. Кто-то пытался отравить лошадей. Королевских лошадей, Лиззи, понимаешь!

Тут за один волос с их гривы можно на каторгу пойти, а уж такое вредительство и на гильотину потянет. И первые подозрения, разумеется, пали на нашу конюшню: мол, испугались честной конкуренции, избавились от самых сильных соперников…

— Но это же абсурд! — не сдержала возмущения Элизабет. — Любой, кто знает вас, скажет, что вы не способны на низость! Вы же даже в соревнованиях однажды отказались участвовать, потому что ходили слухи о подозрительных ставках! Да вы же всю жизнь!..

— Спасибо, Лиззи! — наконец сумел улыбнуться отец и мягко пожал ее руку. — Я тоже был уверен, что о человеке надо судить по его поступкам, а не по наговорам, но прилипшие к моим ботинкам семена тиса склонили чашу весов в сторону обвинителей.

Элизабет охнула, и только успокаивающая ладонь отца на ее пальцах позволила ей овладеть собой и слушать дальше.

Томас Уивер вздохнул, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.

— Ты же понимаешь, Лиззи, что я беспокоился не за себя? — глухо проговорил он. — Я бы пережил и позор, и тюрьму. Но мысль о том, что это несчастье испортит ваши с Эмили жизни, не давала мне покоя.

Кто бы взял замуж дочерей человека, покусившегося на монаршее имущество? Поместье бы конфисковали, и вы остались бы на улице без всякой поддержки и средств к существованию. Я пытался найти какой-то выход, но тщетно. И вот когда я совсем уже было отчаялся, судьба свела меня с Энтони Ридом.

Элизабет замерла в предчувствии. Она всем сердцем переживала за отца, догадываясь, как непросто ему пришлось, и теперь уже оправдывая все его последние причуды, но понимала, что к сегодняшнем дню это было уже делом прошлым. У них с отцом будет время обсудить детали произошедшего, когда он сумеет окончательно избавиться от своего страха, а настоящий отравитель понесет заслуженное наказание. Сейчас же Элизабет интересовало, как мистер Рид сумел помочь ее отцу в столь сложной ситуации.

— Я не знаю, каким образом ему стало известно об этом деле: Их Величества не желали огласки и полиция приложила все силы, чтобы ее избежать, — продолжил тот. — И тем не менее, когда подошло время допроса, в комнате следователя меня ждал именно он.

Элизабет сжалась при слове «допрос». Сколько же пришлось пережить ее отцу, и он ни словом не обмолвился о своих неприятностях! Не хотел тревожить дочерей или не нашел сил признаться в подобном позоре — не имело значения. Элизабет должна была догадаться о том, что отец не случайно столь сильно изменился, и найти способ разговорить его. Вряд ли она придумала бы способ помочь ему в таком деле, но хотя бы поддержала. Как поддерживала сейчас, сжимая его руку и держа ее возле сердца. А отец смотрел в зашторенные окна и словно бы находился не в одной комнате с ней, а в Лондоне, в полицейском участке, оправдываясь за чужие преступления и не имея даже малейшей надежды на то, что его оправдают. С такими- то уликами! Да под тяжестью обвинений коронованных особ!

— Моя ошибка — я сразу отказался от адвоката, — говорил отец, и Элизабет, кажется, отправилась вслед за ним — в неуютную казенную каморку, под суровый взгляд следователя, к чувству бесконечной тревоги и обреченности. Только ждала она от поднявшегося со стула незнакомого молодого человека в черном не очередного подвоха, как папа, а спасения. И смотрела ему в глаза, и снова вспоминала эту странную фразу про их честность. Откуда она взялась? И что значила для ее будущего? Честные… Голубые… Пронизывающие до глубины души, словно мистер Рид пытался узнать, что в ней кроется и есть ли там место… Ох!.. — Думал, что все это лишь досадное недоразумение, которое разрешится в самом ближайшем будущем. Но предъявленные обвинения вынудили меня пересмотреть эту точку зрения. Благо, что я, в отличие от Эшли, никогда не интересовался скандалами и судебными разбирательствами, иначе сразу же отказался бы иметь с мистером Ридом дело, несмотря на его уверения в том, что он не только сумеет снять с меня все подозрения, но и не позволит пострадать моей репутации. Не знаю, как ему это удалось, Лиззи, но оба обещания он сдержал. Мне даже не пришлось присутствовать на разбирательствах. Вчера во время свадьбы он привез мне бумагу с извинениями от высочайших особ, и я не знаю, что еще к этому добавить. Твое право решать, верить ли молве о мистере Риде. Лично мне показалось, что мы с ним стали жертвами одинаковых обстоятельств. Кому-то очень было нужно опорочить своих недругов, и в случае с мистером Ридом это вполне удалось.