После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраскупокурить.

И столкнулись с Дружиниными.

— Ты уже поела? — спросила Лариса, а Андрей хмурокивнул. — Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.

Мы вышли на улицу Бен-Йегуды. И не спеша пошли по тенистойстороне, прилипая к витринам.

— Ты за границей часто бываешь? — спросила Лариса.

— Довольно часто, по работе приходится.

— Я тоже часто. Обожаю по магазинчикам прошвырнуться, вМоскве некогда. Я тут уже была в позапрошлом году и помню как раз на этой улицеодну лавчонку, даже не лавчонку, а заныр, там старуха торговала, недалеко. Я унее тогда старинные бирюзовые серьги буквально за копейки купила.

— А браслеты у нее были?

— Какие?

— Понимаешь, мне кажется, к такой прическе нужны всякиетяжелые серебряные браслеты, чем больше, тем лучше.

Она смерила меня оценивающим взглядом и улыбнулась:

— Сечешь! Ой, вот эта лавка! Точно. Но тут закрыто!

— Наверное, еще рано, — предположила я.

— Может быть. Ладно, на обратном пути зайдем.

— Ларис, а ты в каком театре?

— Сейчас ни в каком. Раньше с Андрюшкой вместе играли,потом меня пригласили в один мюзикл. Там у меня пошло, но сборы были неважные,и мюзикл накрылся. А обратно в театр не берут. Но мне не больно и надо, всеравно я там почти ничего не играла, так, при Андрюшке.., а я хочу сама,понимаешь?

— Вполне.

— А ты теперь работу бросишь или уже бросила?

— Боже упаси! Это так, авантюра в отпуске. Я дажевнешность изменила. Чтоб не узнал кто-нибудь. Иначе меня турнут.

— Ты замужем?

— Нет, в разводе. Но у меня дочке двенадцать лет и…

— Послушай, Полина…

— Лар, я не Полина, я Бронислава. Полина — это моядочка.

— Да? А на фига ты псевдоним взяла? Тоже дляконспирации, что ли?

— Конечно!

— Ну ты даешь! Слушай, а мужик у тебя есть?

— Есть!

— Он в курсе?

— Нет. Он не поймет.

— Да они все ничего никогда не понимают, козлы. Да,кстати, я…

Она не успела закончить фразу. К ней кинулся высокий,широкоплечий мужчина в белых брюках и белом пуловере на голое тело. Лицо егопоказалось мне знакомым. Они обнялись.

— Ларчик, какими судьбами? — восклицал он, излишнекрепко, на мой взгляд, прижимая ее к себе. — Вкалываешь или отдыхаешь?

— Вкалываю, — вздохнула она. — Вот познакомься,Сергуня, это моя подруга Броня.

— Шолом! — почему-то сказал он, глядя на меня свысоты своего гренадерского роста. — Манишма?

— Что? — обалдела я.

— А вы что, иврита не знаете?

— Извините, нет.

Лариса согнулась пополам от хохота:

— Ты решил, что она местная?

— Честно говоря, да. Я тут уже две недели и немножконаблатыкался на иврите.

— А я еще не наблатыкалась! — заявила я.

— А вы кто?

— В каком смысле?

— Броня — певица. Классная. Приходи к нам на спектакль,оценишь.

У меня внутри все растаяло. Про меня говорят, что я певица!Классная! Причем Лариса ведь и сама поет… Да она просто отличная баба! Что бытам ни говорил Венька. Он, наверное, подкатывался к ней и получил по носу. Воти выдумывает невесть что… Или у них что-то было? Впрочем, какая разница.

— Не уверен, что смогу, мы и сами почти каждый вечериграем! А твой-то красавец тоже тут?

— Конечно.

— Жалко.

— Сергунь!

— Да я пошутил! Ларчик, а можно тебя на два слова,извините, девушка!

Он отвел ее в сторонку и стал что-то нашептывать.

— Броня, извини, — подошла ко мне Лариса. —Слушай, у меня к тебе просьба.

— Да.

— Не надо говорить Андрею, что я.., ну что мы встретилиего, ладно?

— Хорошо, — пожала я плечами. Ее Андрею и захочешьчто-то сказать, так сто раз подумаешь.

— Он ревнивый как… А с Серегой у меня еще до Андреябыло… Словом, сама понимаешь.

— Без проблем!

Мы еще побродили и вернулись к той же ювелирной лавчонке.Она по-прежнему была закрыта.

— Облом! — вздохнула Лариса. — Скорее всего,старушка отдала богу душу, а замены не нашлось. Знаешь, тут многоепеременилось. На набережной у фонтана было отличное кафе. А теперь нету.Разорились, наверное, кризис у них.

— А я слышала вчера, Оскар говорил, что кризис ужекончился.

— Правда? Я пока не заметила, но дай им Бог, какговорится.

Мы сыграли уже четыре спектакля, и наутро я проснулась сощущением счастья, которое тут же скукожилось. Вот те на! Моря практически невидно из-за густой, желтоватой дымки. Из окна веет горячим паром. Хамсин! Намего предрекали с первого дня, а его все не было. Я закрыла окно, включилакондиционер. Зазвонил телефон.

— Буська, зайди ко мне, я умираю! — прошелестелВенька.

— Что? — испугалась я.

— Хамсин, черт бы его взял! Зайди, прошу!

Вид у него был несчастный. Хотелось пожалеть, приласкать, нокак-то не верилось, что у еще молодого, полного сил мужика может быть такаяреакция на погодные неурядицы.

— Что с тобой?

— Голова раскалывается, и сердце давит.

— Врача вызвать?

— Нет, что ты… Просто, Бусечка, будь другом, сделай мнемассаж, помнишь, ты делала года два назад. Виски и шею… Мне так тогда помогло!

Он смотрел на меня умоляющими, несчастными глазами.

— Так и быть, хотя не понимаю, почему ты не попросилсвою даму.

— Какую даму? О чем ты?

— Да вот… — Я подняла с полу довольно безвкуснуюзаколку для волос. — А в ванной бутылка из-под водки. Следы ночногогульбища налицо. Тебе опохмелиться надо!

— Думаешь? — простонал он.

— Уверена… И хамсин тут ни при чем.

— А массаж?

— Перетопчешься.

— Тогда дай чего-нибудь выпить.

— Где я тебе возьму?

— Бусечка, помоги!