– Салат, – принялась перечислять я, – свиную отбивную скартошкой, хотел еще пирожок слопать, но не успел, падучая скрутила. Скажите,его можно вылечить или он уже навсегда таким останется?

Александр Михайлович застонал и закрыл глаза.

– Сделайте что-нибудь! – возмутилась Зайка. – Человекуплохо. Может, он сейчас умрет, а вы про еду расспрашиваете.

– Кто вам сказал про эпилепсию? – спросил доктор, изучаяполковника. – Вот уж глупость! Что он проглотил?

– Рассказала уже, – я пришла в негодование, – салат,эскалоп…

– Да нет, – отмахнулся доктор, – я сразу же спросил: чтоэто?

Его указательный палец с аккуратно стриженным ногтем уперсяв пачку таблеток, лежащую на столе, возле прибора Дегтярева.

– Лекарство от кашля.

– Какое?

– Ну, не помню название, самое простое, абсолютнобезвредное…

– Ага, – бодро сказал терапевт, повертел в руках упаковку изаявил: – Ясненько! Ванная комната в доме имеется?

– Четыре штуки, – ответила Зайка, – вы хотите принять душ?Право же, сейчас не время.

– Давай, Олег, готовь промывание желудка, – спокойно велелэскулап.

– Зачем? – завопила Маня. – У дяди Саши эпилепсия, а напримере обезьяны я знаю, что лечить ее надо совсем иными методами!

Полковник, открывший было глаза, мигом закрыл их и издалтакой жуткий звук, нечто среднее между стоном и воплем, что Хучик, до недавнеговремени мирно спавший на диване, сел и завыл, словно волк на луну.

– Вона, – театральным шепотом просвистела Ирка, роняякухонное полотенце, – вона как! Собаки всегда смерть чуют!

И она начала креститься.

– Очень уж ты умная, – недовольно скривился доктор, глядя наМаню, – все про обезьян и эпилепсию знаешь. Ну-ка, прочитай, что на упаковкенаписано.

Маруська схватила пачку.

– «Гидропирит, только для наружного применения».

– Сухая перекись водорода! – закричала Зайка. – Ну ни фигасебе!

– Вот почему пена лезет, – подхватил Кешка, – а ты завела:эпилепсия, эпилепсия!

– И зачем вы ему дали внутрь средство, которым бабы волосыосветляют? – ехидно поинтересовался терапевт. – Конечно, насмерть отравитьподобной штукой нельзя, но промывание желудка тоже неприятная вещь.

– Хотели полковника от кашля избавить, – пробормотала я.

– Как ты могла перепутать! – ринулась на меня Зайка.

Я развела руками:

– Случайно, упаковки похожи.

– С ума сойти, – не успокаивалась Ольга, – разве ты непрочитала название лекарства?

– Нет, – удрученно ответила я.

– Отвратительная безответственность, – кипела Зайка, глядя,как полковника ведут в ванную, – а если бы ты всунула ему цианистый калий, чтотогда?

– У меня его нет, – пискнула я.

– Надеюсь, у матери в аптечке нет и стрихнина, – не упустилсвоего Кеша, – или яда, которым травят садовых грызунов.

– Отстаньте от мусечки, – встала на мою защиту Маня, – онаже хотела как лучше.

– А получилось как всегда, – немедленно закончила Ольга.

– Уж ты бы молчала! – взвилась Маруська. – Кто зимой всучилМитиной вместо супрастина кошачий контрасекс?

Я попыталась не расхохотаться. Действительно, пару месяцевназад к нам пришла хозяйка соседнего коттеджа и попросила таблеточку оталлергии. Зайка, как всегда, торопившаяся на работу, выдала Лене Митинойсредство, которым мы потчуем Фифину и Клеопатру, чтобы наши киски не носилисьпо поселку в поисках кавалеров. Самое интересное, что Лена, проглотивлекарство, избавилась почти мгновенно от насморка, кашля и других признаковсенной лихорадки. Так что Заюшка не имеет никакого права сейчас демонстрироватьблагородное негодование.

– Но ведь Дегтярев перестал кашлять! – вырвалось у меня.

Зайка фыркнула и убежала, Маня понеслась за ней.

– Ну ты даешь, – протянул Кеша.

Боясь, что он сейчас начнет меня ругать, я решила быстроперевести разговор на другую тему и, повернувшись к незнакомому мужчине,сказала:

– Очень неловко получилось, но мне неизвестно ваше имя.Кстати, я – Даша.

Дядька, сидевший доселе тихо, словно мышка, если уместносравнение стокилограммовой и двухметровой туши с мелким грызуном, ответилгустым басом:

– Здрассти. Ковров. Григорий Ковров, можно просто Гриша.

И он протянул мне огромную, словно лопата, ладонь. Яосторожно пожала ее, и тут его слова окончательно дошли до моего мозга. Ковров!

– Погодите, – забубнила я, – так вы, того, штанишки в«Детском мире» сперли?

Гриша кивнул и уставился в пол.

– Ты, Григорий, – фальшиво бодрым тоном воскликнул Кеша, –иди с Ирой, она тебе комнату покажет!

Человек-гора молча повиновался. Когда он исчез в коридоре,Кеша повернулся ко мне:

– Ну, мать! Так нельзя!

– Как?

– «Штанишки сперли»!

– Но он же их украл или я не поняла чего?

– Каждый может ошибиться.

– Так ты говорил, что Ковров профессиональный вор.

– Он просто несчастный человек, который все время вляпывалсяв идиотские ситуации, – вздохнул Кеша. – Рос без родителей, в пятнадцать летпопал к уголовникам. В двадцать решил завязать, да опять в тюрьмищу загремел поглупости. Нанялся одному мужику вещи из грузовика в машину поднимать, да поошибке прихватил портфель другого дядьки, который на лавке у подъезда сидел.Тот крик поднял, милицию вызвал, Гриша давай объяснять, что к чему, дескать,отнес в чужую квартиру. Только менты документы потребовали, а у парня в карманене паспорт, а справка об освобождении. Отсидел ни за что, вышел, потолкался поразным местам, на работу нигде не берут, стал бомжевать и украл в магазине сголодухи два батона. Новый срок получил, отмотал, и тут опять случился грех:замерз, как цуцик, вот и стащил брюки. У бедняги никаких родственников, ниденег, ни жилья, ни работы, ни паспорта…

– А к нам ты его зачем приволок? – только и смогла вымолвитья.