— Если не возражаете, — выдвинулся Милберс, — я сампосмотрю. Берта проигнорировала его. Она загородила плечами открытоепространство шкафа и начала просматривать письменные принадлежности.

— Здесь сзади есть ящичек, — сказала она.

— Конечно, ему трудно было бы разобраться в таком количествебумаг, — заметил Милберс. — Все же…

Берта вытащила ящичек. Все двинулись к ней.

— Есть там что-нибудь? — спросил Милберс.

— Несколько ручек, марок и запечатанный конверт, — ответилаБерта. — Давайте посмотрим, что в нем. Он выглядит обещающе.

Она распечатала конверт и вынула из него сложенный листбумаги.

— Ну, так что же это? — не вытерпела миссис Краннинг, видя,что Берта с большим вниманием читает бумагу, что явно свидетельствовало о ееважности.

— В моей руке документ, подписанный двадцать пятого январятысяча девятьсот сорок второго года и являющийся завещанием мистера ХарлоуМилберса. Кто из вас знает что-нибудь об этом?

— Завещание! — воскликнул Кристофер Милберс, выходя вперед.

— Подождите минуту, — сказал Пауль. — Какое число вы назвали— двадцать пятое января? Ты подумай, держу пари, что…

— Что, Пауль? — переспросила его жена, так как он оборвалсебя, словно раздумывая, следует ли продолжать дальше.

— Документ, который он попросил подписать меня в качествесвидетеля, — ответил Пауль. — Ты не помнишь? Я сказал тебе об этом в товоскресенье, когда Жозефина Делл была здесь. Он позвал нас обоих в комнату исказал, что хочет, чтобы мы засвидетельствовали его подпись. Он подписалсячерными чернилами, затем перевернул страницу, и мы расписались.

Берта Кул перевернула лист, изучая подписи на другойстороне, и подтвердила:

— Все так. Два свидетеля: Жозефина Делл и Пауль Ханберри.

— Тогда это именно тот документ. Завещание.

— Почему вы ничего не сказали мне? — спросила миссисКреннинг раздраженно.

— Я говорил Еве, что мы что-то подписали. Мне казалось, чтоэто завещание.

— Я не была в этом уверена, — торопливо принялась объяснятьЕва матери.

— Что же там в завещании? — раздраженно перебил ее КристоферМилберс. — Что там сказано?

Берта, которая продолжала читать документ, взглянула на негои заметила:

— Мне кажется, оно вас не обрадует.

— Хорошо, читайте же, — нетерпеливо предложил Пауль. — О чемтам говорится?

Берта Кул стала читать вслух:

«Я, Харлоу Милберс, при свидетелях, в возрасте шестидесятивосьми лет, будучи в здравом уме и памяти и будучи изрядно уставшим, но не отжизни (потому что я люблю ее), а от людей, меня окружающих, собираюсь составитьмое завещание следующим образом.

У меня есть только один оставшийся в живых родственник:Кристофер Милберс, кузен — чертов мелочный педант и лицемер. Я ничего не имею противнего, кроме того, что он мне не нравится, раздражает, говорит слишком много онезначащем, и слишком часто, и придерживает свое собственное мнение по многимвопросам только потому, что надеется получить наследство после моей смерти.

Тому, что я с таким отвращением ожидаю своего конца, яобязан мысли о том, что мой родственничек получит возможность долго и нуднораспространяться на тему святости семейных традиций, истинности дружескихсвязей, неисповедимых путей Господних, в то же самое время предвкушая всематериальные блага, которые он получит после вскрытия завещания.

Принимая все это во внимание и осознавая, что необходимооставить все-таки что-то моему дорогому кузену, дабы не разочаровывать егослишком сильно, так как он затратил порядочно времени, сочиняя для меня длинныеи неинтересные письма, я завещаю посмертно моему кузену, Кристоферу Милберсу,десять тысяч долларов».

Берта перевернула страницу. Прежде чем начать читатьследующую, она пробежала глазами по изумленным лицам присутствующих.

— Вы сами настаивали на этом, — сказала она КристоферуМилберсу.

Милберс с побелевшими от негодования губами изрек:

— Это возмутительно! Последнее слово человека, которомунельзя ответить. Это несправедливо. Это — трусость… хотя, конечно…

Берта закончила предложение за него, так как он замолчал:

— …Хотя, конечно, десять тысяч долларов есть десять тысячдолларов.

Кристофер Милберс вспыхнул:

— Просто пустяк для человека с его состоянием. До слезобидно. Берта Кул продолжала читать:

«Я завещаю моему секретарю, Жозефине Делл, также десятьтысяч долларов.

Я завещаю Нетти Краннинг, моей управляющей, Еве Ханберри, еедочери, Паулю Ханберри, ее зятю, все оставшееся, чем я владею.

Я хочу, чтобы не Кристофер Милберс, а Нетти Краннинг быламоим душеприказчиком.

О чем и свидетельствую, находясь при этом в несколькостранном состоянии духа, словно эти приготовления сложили с меня частично бремяземного лицемерия, в день двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второгогода, подписывая этот документ в присутствии двух свидетелей, которыеподтвердят мою подпись, зная, что этот документ является моим завещанием, но неимея ни малейшего представления о его содержании.

(Подпись) Харлоу Милберс».

— И, — продолжала Берта Кул, — здесь еще абзац, относящийсяк свидетельствованию. Я думаю, есть смысл его зачитать:

«Настоящий документ, состоящий из одной страницы, кромеэтой, был подписан в нашем присутствии двадцать пятого января тысяча девятьсотсорок второго года Харлоу Милберсом, который объявил нам, что документ являетсяего последней волей, и попросил нас расписаться в качестве свидетелей, что мы исделали в его присутствии и перед лицом друг друга двадцать пятого январятысяча девятьсот сорок второго года.

(Подпись) Жозефина Делл, (подпись) Пауль Ханберри».

Пауль Ханберри первым прервал молчание:

— Вот так да! Старик все оставил нам! Надо же! Когда онпопросил меня подписать бумагу, мне и в голову не приходило ничего подобного, ядумал, все достанется его кузену.

— Вы хорошо помните, как это все произошло? — спросилаБерта. Он посмотрел на нее так, как будто она тронулась.

— Почему же нет? Я отлично все помню. Был воскресный день.Он и Жозефина Делл находились в библиотеке, она писала под его диктовку, а ямыл машину под окном на улице. Она подошла к окну и попросила меня зайти. Когдая пришел, босс сидел за столом, вооружившись ручкой. Он сказал: «Пауль, я хочу,чтобы ты засвидетельствовал мою подпись. Я хочу, чтобы ты и Жозефина подписалимое завещание и в случае, если кто-нибудь будет спрашивать об этом,засвидетельствовали, что я не выглядел более ненормальным, чем обычно», иличто-то в этом роде.