– И? Это все не целевая аудитория. Могу представить, что в комментах творится. Наверняка весь интернетный неадекват пасется у нас.

– Это да. Но Степка чистит комментарии. Так что не переживай.

– В любом случае плохо. Наша главная аудитория – домохозяйки. Они от этой грязи быстро устанут. Боюсь, долго потом восстанавливать позиции будем. Хотя… – горькая, как стоящий передо мной кофе, усмешка тронула губы. – Не о том я сейчас думаю, ой не о том. Будет ли мне в тюрьме разница, какие там у нас позиции?

– Ты мне эти разговоры брось, – Алена стукнула кулачком по столу, отчего ее чашка, звякнув, расплескала вокруг себя жидкость. На мраморной поверхности расплылась крошечная лужица. – Какая, к черту, тюрьма? Что сказал следователь?

– А что он может сказать? Я по-прежнему под домашним арестом, – подняв штанину джинсов, я продемонстрировала обхвативший голень браслет. Мой страж весело мигал синими лампочками, демонстрируя полное равнодушие к проблемам заключенного. Впрочем, грех жаловаться. Сижу тут пью дорогущий кофе, жду фокаччу, с подругой беседую. А могла ведь и в СИЗО париться, радуясь редкой возможности «3 в 1» из пластикового стаканчика хлебнуть. – Я под домашним арестом, прогнозы неутешительны, подозреваемых, кроме меня, нет, и где их брать, он не знает.

– Как это не знает? – Алена аж гневом поперхнулась. – Что значит «не знает»? Он сыщик или кто?

– Сыщик, и очень хороший. А у тебя будто есть идеи?

– У меня как раз есть! – Девушку распирало от гордости. – Я тут, Арин, много думала. Только не пугайся, но мне кажется, – помощница выдержала положенную МХАТом паузу, – это кто-то из своих.

– Да ладно! – Я не смогла сдержать улыбку. – Не может быть! Очень неожиданная и смелая мысль, только… Ален, ну понятно, что это первое, что приходит в голову. Звонок на пульт охраны из нашего дома. Звонила женщина. Дом на сигнализации. Значит, кто-то этого убитого должен был впустить. Ну, пока он еще не был убит, сама понимаешь. И кто это мог быть, если мы в доме с тобой одни? Ты это делала?

– Нет! – Аленка так испугалась, что мне даже обидно стало. Неужели она и впрямь могла подумать, будто я могу подумать… Что за бред?

– Разумеется, я знаю, что это не ты. Я скорее допущу, что в минуту временного помутнения рассудка сама вызвонила этого куртизана, а потом заколола мясным ножом. Но эту версию предпочту все же напоследок оставить. А пока давай будем исходить из того, что это не ты и не я. Следовательно – кто угодно.

– Да, но как? Как неизвестный попал в дом? Не просто попал, но и целое дело провернул у нас под носом? Это должен быть кто-то, кто к нам вхож. Кто мог сделать дубликаты ключей так, чтобы мы не заметили, кто…

– Иными словами, кто угодно. Ты вечно в студии свою сумку где попало бросаешь. Любой мог воспользоваться.

– Вот! Говорю же – свои.

– Да у нас на студии проходной двор же обычно. Сколько раз просила не приводить посторонних, но вы же никогда не слушаете.

Алена хотела что-то сказать, но была остановлена тренькнувшим таймером духовки. Умная печка сообщила об истечении заданного времени.

Я открыла ее, полюбовалась творением рук своих, нацепила на них силиконовые варежки, извлекла горячий противень. Поставила прямо на столешницу, не опасаясь за сохранность – специальное покрытие выдержало бы и ядерный взрыв. По крайней мере, по заверению продавца.

Фокачча получилась умопомрачительной – и на вид, и, я уверена, на вкус. Но убедиться в последнем пока не получится. Любой хлеб – и итальянская лепешка не исключение – перед употреблением должен, нет, просто обязан отдохнуть. По мнению врачей, поедание горячей выпечки запускает процессы брожения и активизируют микробы в кишечнике, что ведет к его воспалению. Я же не ем хлеб из печи из уважения к нему, полагая (небезосновательно), что готовка не завершена до остывания. Вынутый из духовки каравай продолжает «доходить», и попытка его разрезать или сломать ведет к повреждению пористой мякоти, лишает ее упругости, портит пышную форму – хлеб не женщина, подобное ему только вредит.

Поэтому, проглотив слюну, я оставила ароматную лепешку сначала на противне, а потом на подставке-решетке. Иметь такую должен любой уважающий себя пекарь – во избежание запотевания и намокания нижней части выпечки.

Самое сложное в нашем деле – ожидание. Но без терпения ни удачного каравая не испечь, ни тем более хорошего торта не приготовить. Шустрым невротикам, стремящимся как можно быстрее покончить с блюдом – в нашей профессии делать нечего.

Зато и в другую сторону это тоже работает – никакая медитация не сравнится с выравниванием торта, например. Поместите его на вертящуюся кондитерскую подставку (по внешнему виду и принципу действия очень напоминает гончарный круг), зачерпните лопаткой крем и… наслаждайтесь. Процесс, который может длиться бесконечно. Мозги прочищает ничуть не хуже буддийских песочных мандал.

Однако сейчас мне предстояло медитировать на хлеб. Что может быть приятнее, чем вдыхать ноздрями тонкий аромат свежеиспеченной фокаччи, пахнущей пряными травами солнечной Италии? Что может быть лучше прикосновения к ее упругому «телу»? Что восхитительнее, чем предвкушение предстоящей трапезы? Главное, дождаться, пока она остынет до комнатной температуры, и умудриться при этом не захлебнуться слюной.

– А как тебе новый следователь вообще?

Я еле расслышала вопрос, так как он прозвучал из недр холодильника, куда Арина залезла едва ли не целиком.

– Такой, каким его и описывал Н.Н. Очень уставший и чрезвычайно несчастный.

– Нам же это только на руку?

– Трудно сказать, но, думаю, да. Обычно, если у человека разлад в семье, он либо погружается в эти проблемы, забывая о работе, либо наоборот. Различные саморазрушительные варианты мы в принципе не рассматриваем. Так вот нам достался второй вариант – адреналинозависимый трудоголик. Для такого каждое дело что тот наркотик. И в нашем случае это, пожалуй, неплохо.

– Тоже верно. О, чуть не забыла. Ты Тихона не видела?

– Нет, а что?

– Просто опять он кусты слишком низко срезал, на радость олуху царя небесного. Достал пялиться.

Я рассмеялась:

– Знаешь, мне кажется, этот парень нашему садовнику приплачивает. Иначе как еще объяснить столь внезапные проблемы с глазомером.

– Да бог с ним, с глазомером, – фыркнула Алена. – Я в последний раз рулеткой кусты измеряла, показывала Тихону, какой высоты они должны быть. Так ведь нет – опять олух подсматривает.

Я снова рассмеялась – на фоне прочих проблем эта казалась особенно мелкой и незначительной. Хотя Алена права, конечно: сосед – парень пусть и безобидный, но хоть кого достанет своим вниманием. Развлечений у него немного, вот и следит за нами…

– Черт! Черт! Черт! Черт! – вскричала вдруг я и заметалась по кухне, хватая то ложку, то нож, то поварешку. – И как только сразу не подумала. Действительно…