настоящей стоимости, однако Ральф даже не имел представления, куда и к кому сейчас направиться. Из горячего клубка мыслей, обид и подкрадывающейся паники от осознания содеянного, мужчина пытался выудить нечто, хотя бы отдаленно похожее на план действий. Сейчас бывшему городскому рыцарю как никогда требовалась опора в размышлениях, иначе они легко могли раздавить сознание Вейссера, словно хрупкий панцирь ничтожного жука. Ральф изнывал от желания погасить метание мыслей алкоголем, которой бы скоро разлился по телу привычной волной теплой эйфории, баюкая его разорванную событиями гордыню. Однако сейчас бедовому потомку семьи Вейссеров предстояло перейти мост от слабовольного ничтожества к человеку и совершить первые шаги в новой и по-настоящему своей судьбе.

Пока предок сидел на грязной и жесткой кровати, согбенный снаружи и куда сильнее согнутый внутри, Траверса также обуревали тягостные домыслы. Поскольку он ничего не знал о механизме переноса сознания и распаковки памяти предков (если это не было монументальной галлюцинацией, либо изощренной версией запретной виртуальной реальности, доступной лишь иллирийским гедонистам), Вайса волновало ближайшее будущее. Вернется ли его сознание в родное тело с гибелью Ральфа, либо медленно угаснет, скованное пленом разлагающейся плоти, кишащей червями и бактериями? Поскольку мать принципиально ничего не рассказывала Траверсу о примитивных предках, он не знал, в какой момент произошло зачатие следующего колена их рода. Возможно, его прадед либо прабабка оказались просто незапланированными последствиями непродолжительного, однако разнузданного блуда Ральфа, чудом не погибнув при родах или от вездесущих болезней средневековья. Хотя Траверс не исключал вариант, что продолжатели фамилии еще не появились на свет, тогда у него будет достаточно времени выяснить источник возникновения проклятия, дабы самому не стать прискорбным финалом рода Вайсов. Впрочем, учитывая, как предку удалось «наследить» за не самую долгую жизнь, корень проклятья легко мог произрастать от брошенной невесты — Ангры, либо даже от Вейссера-старшего, исторгавшего совсем недавно жуткий поток омерзительной брани в адрес сына. Откровенно говоря, ситуация пугала Траверса непредсказуемостью и полным отсутствием контроля с его стороны — в СВОЕЙ жизни он бы ни за что не допустил подобного…

Ральф, непрестанно ерзая по смятой простынке, сумел определить план действий на завтрашний день. Из всего имущества наиболее безболезненно он сможет расстаться с турнирным шлемом — отлично выкованное оголовье с глухим забралом в строевом бою окажется бесполезным и, более того, опасным. Явное ограничение обзора и затрудненное дыхание могли привести к фатальным последствиям в настоящем сражении. Находясь среди двух линий плотно стоящих людей, увлеченно перемалывающих друг друга жутким древковым оружием, приходилось куда сильнее уповать на взаимовыручку, слаженность и выносливость, нежели на непроницаемость стали, облегавшей тело. Наконец, оба измученных разума погрузились в вожделенное забытье — вернее, сознание Ральфа набросило на Траверса тяжелую багровую завесу, оставив того на границе двух миров. С этой точки Вайс всю оставшуюся ночь поневоле наблюдал за мыслями и чаяниями предка, возникавшими из темно-красного моря беспокойства, словно оголившиеся во время отлива бока фантастических рыбин или остовы погибших кораблей.

Утро принесло деятельность, а, следовательно — облегчение для обоих. Распорядитель Гильдии не сумел скрыть удивление и окрашенную алчностью радость, с излишней готовностью принимая от Ральфа дорогостоящий шлем. Буквально, через час Вейссер, наняв в помощь подвернувшегося бедняка за баснословную серебряную пластину, перетащил весь багаж из гостиницы, и ныне ожидал погрузки на баржу. Хотя бы здесь Ральфу повезло — рейс оказался уже сформирован. По сути, бывший городской рыцарь сумел «попасть в последнюю повозку» перед отправлением в Кельдхофф — город, о котором Ральф лишь слышал несколько раз, и услышанное нельзя было назвать лестным. Но именно там сходилось множество путей, как морских, так и земных, посему город выступал своеобразным котлом, где представители народов, населяющих Змеиный Залив, сплавлялись в странный конгломерат. Ральф не сомневался — там ему точно достанет сил и везения найти подобающего нанимателя, а затем, возможно, возвыситься, вернув то, что играючи отняла жизнь… Нет, вернуть и хотя бы частично исправить то, в чем повинен он сам — потомку Вейссеров пора привыкать к именно такой, честной трактовке событий.

Народ, ставший попутчиками Ральфа, подобрался самый разный. Как бы сказал Швабс, не привыкший к долгим поискам слов в кармане: «Всякой швали с шушерой, прости меня Древние, набралося, а…». Длинные и узкие бортовые скамьи повозки украсили гроздья ремесленников, переселенцев и вездесущих торговцев, непрестанно пытавшихся заглянуть за спину, в грузовое чрево сухопутной баржи, содержавшее их товар. Ральф прекрасно знал, эти торговцы — самого мелкого пошиба, ведь те, кто занимался подобной деятельностью на серьезном уровне, обычно арендовали баржу целиком, а то и целый обоз со всей охраной и поварами. Главное, попутчики не докучали смурому молодому мужчине попытками завести изнуряющий мещанский разговор на тему, в сотый раз потерявшую актуальность. Ральф, находясь одновременно в обществе и как бы вне его рамок, мог относительно безопасно выстраивать фундамент своей новой реальности, осторожно вкладывая кирпичики выводов и умозаключений. Однако большую часть пути Вейссер просто заворожено созерцал мерное течение окружающего мира, плавно качавшегося в такт монотонной и усыпляющей поступи тягловых ящеров.

Южная часть Вейтендайля осталась в пыли прошлого довольно быстро, закрывая на засов все хорошее и ужасное, что сопровождало бездарно прожитую жизнь Ральфа. Мир менялся, но изменения эти оказались столь малозаметными, что здесь снова бы к месту пришлись слова сметливого Швабса: «Дак а чо там! Все, как у нас, ну только дома пониже, мостовые пожиже, люди победнее, девки пострашнее. А жить-то можно!». Обоз двигался по просторам так называемой северной равнины, на данном этапе еще относительно слабозаселенной и не собранной в единое государство ничьей железной волей. Траверс неоднократно бывал в этих местах, выбираясь для ремонта сложных автоматизированных сельскохозяйственных комплексов — в настоящее время земли северной благодатной местности отводились, преимущественно, для аграрной деятельности. Однако в дикарском прошлом, ласкавшем глаза Ральфа мягким светом солнца и зеленью лугов, равнина более походила на дурно сшитую лоскутную простыню. Так густо она оказалась испещрена владельцами той или иной части земель. Феодальная вольница регулярно накатывала голодными волнами на благополучный Вейтендайль, но привычные к сражениям с куда более опасными северянами, ополченцы и рыцари городов играючи вбивали агрессора в землю. Ральф являлся не слишком осведомлен касательно истории и политической ситуации этих просторов, однако он знал главное. Среди всей напыщенной горе-аристократии, чьи амбиции и гонор часто превосходили богатство и влияние, водилась и «крупная рыба» — настоящая знать, ведущая происхождение от самих Древних. Если бывший городской рыцарь без страха, но с огромным числом упреков, сумеет попасть на службу к таким равнинным воротилам, то