…Дело было давно. Очень даже давно. Петюню Чистоплюйцева собирались в рекруты забрить – в ту далёкую пору, когда службу тянули пожизненно. Хуже каторги такая лямка. Ладно – провинился бы Петюня, или по жеребьёвке досталось бы идти на службу, так нет: просто рожа Петюнина барину не приглянулась. (Зато старшая дочка его на Петюню засматривалась, вот и решил хозяин избавиться от бедняка-ухажёра).

Много слышал Петюня, давно помышлял о беловодской стороне, но идти на поиски – недоставало духу. А тут собрался – только подпоясался. Самородок сунул за пазуху – тот, что позднее станет фамильным самородком Чистоплюйцевых, – и убежал из деревни тайком по ночному тонюсенькому, рискованному рекоставу. Если бы кто и уследил – не осмелился бы гнаться по живому, под ногами дышащему льду…

Из-за Уральского Камня идти на Беловодье – путь неблизкий и небезопасный: бог знает, сколько вёрст горами, долами, тайгою, через реки и через болота… Но повезло Петюне. «В дебрях не тронул прожорливый зверь, пуля стрелка миновала».

И вышел он, рассказывают, на беловодский берег. А поскольку он море в своей жизни даже на картинках не видал – двинулся в лаптях напропалую. Подумал, чудак, что лежит перед ним необъятная, сохою взрыхленная степь. Забрел по колено в тёплую мокрую «пашню», остановился и рукою щупает, понять не может.

– Мокро. Мо… О!.. – догадался он. – Мо-ре! – И припомнил святое писание, где Иисус Христос пешком по морю ходит. – Так это – Господня дорога? А я-то куда лезу? В лаптях! Да ещё в грязных! Надо было хоть немножко обтереть на берегу, да кто же знал, что это Господняя дорога! Солдата бы, что ли, какого с ружьишком приставили к берегу. А то народ у нас баран бараном – море могут затоптать и не заметить, что там у них было под ногами.

– Верно глаголишь! В грот их так! – громыхнул кто-то сзади.

Петюня вздрогнул и обернулся.

Перед ним стоял высокий человек с дублёным красно-розовым лицом, с дымящейся трубкой во рту и говорящим попугаем на плече.

– Здраствуйте вам! – сказал простодушный Петюня. – А вы, наверно, сторож? Море караулите?

Человек с дублёной красно-розовой физиономией расхохотался – чуть трубку изо рта не выронил.

– Любишь море? – подойдя поближе, спросил он голосом настолько громким, что у Петюни с непривычки уши зашатались. – Айда ко мне в матросы. Не пожалеешь!

– А кто вы есть?

– Не узнаешь?

– Не здешний я, рассейский. Петюней меня кличуть.

– Понятно. А я, стало быть, Рожа Ветров. Капитан бригантины. Мы уже стоим под парусами. Идём на край света и дальше. Так что милости прошу на борт, Петюня.

Чистоплюйцев слегка поклонился.

– Спасибо, добрый человек, но я уже набегался по белу свету.

– Ну и зря! – опять своей луженой глоткой загрохотал краснорожий грозный капитан. – Ты же гол, как сокол. Как ты будешь тут жить? А у меня бы ты озолотился.

Да нет, спасибо… – Петюня украдкой потрогал самородок за пазухой. – Я уже как-нибудь так…

Рожа Ветров не стал его упрашивать – молча пошёл в сторону своей разбойной бригантины. А Петюня, поддернув штаны, направился в другую сторону.

Он поселился в беловодском городке. От природы любознательный и не ленивый, Петюня много читал, так много, что какими-то шибко мудрёными книжками, говорят, «голову чуточек повредил». Вот с той поры и стал он чудаком, знаменитым по всей беловодской округе. Непогоду предсказывал, неурожай, землетрясение, затмение солнца или луны. Употреблял Петюня одну только растительную пищу. Мясо – грех: убита божья тварь.

Сыновья Петюнины, а так же и внуки, и правнуки – по его стопам пошли. Сколько было их в роду, этих Чистоплюйцевых, никто не знает, не считали. Но один из них – Иван Иванович – хорошо прославился на нашей беловодской стороне. Вот о нём-то и пойдёт разговор; вот он-то скоро и станет «графом».

6

Чистоплюйцев Иван Иванович – невысокий, плечистый, с голубыми грустными глазами. Речь распевная и на редкость правильная. Большинство людей отвыкло от красочного русского словца; оно подспудно раздражает всякого, кто говорит, будто чурки ломит пудовым колуном, вспоминая между делом чью-то мать. У Чистоплюйцева – аккуратно стриженая русая бородка с благородной проседью, пышные усы. Он всегда при галстуке, рубаха с иголочки. Ногти подстрижены коротко, ровно и, зная его деловитость, охотно веришь: «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Всё в нём выявляло человека интеллигентного, разумеющего, что небрежность в одежде влечет за собою небрежность и в душе, и в помыслах. Эта большая тяга к чистоте и аккурату передавалась, видимо, из рода в род. И дразнили их, наверно, чистоплюями. А уж потом – фамилия возникла.

Много лет подряд Иван Иванович трудился в лаборатории биосферных исследований – беловодский филиал Академии наук. Работу никогда не афишировали. Во всяком случае, придерживались этого негласного правила. Но результаты последних исследований, какими занимался Чистоплюйцев, оказались очень и очень серьезными и даже пугающими.

Иван Иванович пришёл к своему начальнику и откровенно заявил:

– Я не могу молчать!

Начальник – молодой, высоколобый, за что его прозвали Лобачевский или просто Лобан – хмуро полистал бумаги и усмехнулся по-доброму:

– Тоже мне… Лев Толстой! Молчать он не может! А если мы ошиблись? Не мы, а вы, точнее говоря… Вдруг да ошиблись в своих прогнозах?

– Нет. К сожалению, не ошибся. Да и потом… – Чистоплюйцев хотел сказать: ещё далёкий пращур мой предупредил о подобном явлении, но вспомнил саркастическую фразу начальника: «Ох, уж мне эти пророки от сохи!»

И вдруг начальник почему-то пошёл на попятную.

– А вы, пожалуй, правы. Молчать негоже, – неожиданно согласился Лобан, внешне спокойный, улыбчивый, но с тяжеловатым взглядом из-под бровей. – Молчать не будем. Единственно что: надо уточнить расчеты. Не напороть горячки. Вы согласны? Отлично. Я вас больше не задерживаю.

Внезапная эта «уступчивость» Лобана, всегда строптивого, самолюбивого не могли не смутить Чистоплюйцева. Однако он подумал, что доводы его оказались твёрдыми, аргументированными.

Отворачиваясь от стола, Чистоплюйцев что-то заметил краем глаза, но виду не подал – пошёл к двери.

А дело было вот в чём: на столе у Лобана стоял чей-то давний подарок – статуэтка: рогатый чёрный чёртушка держал сигарету. Когда Чистоплюйцев направился к двери, начальник расслабился, достал заграничную зажигалку с голыми девками, которые подмигивают в момент прикуривания. Достал и посмотрел на чёртушку… И в это время Чистоплюйцев обернулся у порога и увидел нечто невероятное.

Из чугуна отлитый чёрный чёртушка проворно взвалил сигарету на спину, как берёзовое бревно и, сутулясь и гремя копытами, поскакал по столу, подметая хвостом табачинки, вылетавшие из сигареты. Остановившись у руки Лобана, лукавый сунул сигарету между пальцев. Изумленно тараща глаза, Чистоплюйцев вернулся к столу, не заметив, как рогатый чертёнок ловко юркнул в рукав Лобана.