доверенное лицо Изабеллы, тем, кто выбрал "маленькую королеву"? Или это был Гийом де Шандивер, советник герцога Бургундского? Невозможно сказать, но список всех этих Шандиверов ясно показывает, что Одетта не была чужой в Отеле Сен-Поль.

Шандиверы были бургундцами, выходцами из древнего рыцарского рода, который пфальцграфы Бургундские, по крайней мере, с начала XV века ввели на службу королю. Их сеньория, расположенная недалеко от Доля и Сен-Жан-де-Лон, до сих пор является коммуной в департаменте Юра. Вассал Иоанна Бесстрашного, подданный Империи, Одетта была также, как она показала в 1424 году, верноподданной короля Франции.

Одетта была "красивой, изящной и очаровательной молодой особой", — пишет Монах из Сен-Дени, восхваляя ее преданность: "Она была сполна вознаграждена за свою преданность. Ей были подарены два прекрасных манора со всеми постройками: один в Кретее, другой в Баньоле". "Она оставалась с королем долгое время и родила от него дочь", — пишет все тот же Монах из Сен-Дени, сообщая нам, что Одетта успешно справилась со своей деликатной миссией, поскольку ее так и не заменили. Более того, в 1422 году она все еще находилась при короле. Эта долгая преданность, несомненно, принесла ей прозвище, данное Монахом из Сен-Дени: "В народе ее называли маленькой королевой".

Одетта была также проницательной и верной женщиной. Именно это следует из последних сведений о ней. После смерти Карла VI "маленькая королева" укрылась в Сен-Жан-де-Лон, поближе к семье и к источнику доходов, поскольку король назначил ей и ее дочери Маргарите ренту в размере 500 ливров в год, выплачиваемую за счет пошлины с этого города. Во время гражданской войны Одетта, не имея возможности получать пенсию, вынуждена была обратиться к герцогу Бургундскому, который сделал ей несколько скромных выплат в размере двадцати-тридцати франков. Это привело Одетту в апреле 1424 года в Дижон. Именно здесь она вступила в контакт с монахом-кордельером братом Этьеном, шпионом на службе Карла VII, выполнявшим в Бургундии секретную миссию. Смелая инициатива Одетты сообщить Карлу VII через посредничество герцогини Бурбонской о заговоре лионской знати с целью передачи города англичанам привела к тому, что она предстала перед судьями Филиппа Доброго. Оказавшись перед канцлером Роленом и Большим Советом герцога мадемуазель де Шандивер не дрогнула. Она чистосердечно призналась, что донесла Дофину о лионском заговоре. Правда, монсеньор герцог помог ей в трудную минуту, но "она не хотела терять свою душу".

"Потерять душу" означало нарушить верность королю Франции, которым, несмотря на договор в Труа, для Одетты мог быть только Карл VII, сын Карла VI, Буржский король, который, по его собственным словам, "хорошо знал маленькую королеву" и не забыл ее дочь Маргариту. Уже в 1425 году он послал за своей единокровной сестрой, а в 1428 году выдал ее замуж за Жана де Арпеданна, сенешаля Сентонжа, сеньора де Монтегю и де Бельвиль в Пуату, племянника покойного коннетабля Оливье де Клиссона. Незадолго до этого Карл узаконил Маргариту де Валуа, которая стала известна как госпожа де Бельвиль. Одетта умерла, приблизительно, в конце 1424 года.

В целом Изабелла и ее советники выбрали "маленькую королеву" весьма удачно, но в 1405 году об этом не могло быть и речи, и ее появление при дворе вызвало в глазах добрых людей скандал.

Двойная игра Людовика Орлеанского

Но если бы речь шла только о женщинах! Гораздо более серьезная опасность угрожала духовной жизни Карла, смертельная опасность его жизни, его короне и его душе и которая, без малейшего сомнения, исходила от Людовика. С тех пор как герцог Орлеанский навязал послушание, сбежавшему из Авиньонского дворца, Бенедикту XIII, ситуация не улучшилась. Пап по-прежнему было двое, и все попытки восстановить единство Церкви не увенчались успехом. Отношения между Бенедиктом XIII и Церковью Франции вновь стали напряженными. Шла ли речь о налогах или льготах, Папа не считался с "древними вольностями Галликанской церкви". Отношения с французским двором сводились к ложным обещаниям и напрасным надеждам. Наконец, Папа стал выступать с завуалированными угрозами отлучения, несмотря на отпущение грехов, о котором Карл VI так настоятельно его просил и которое Бенедикт XIII, хоть и неохотно и со скрытыми мотивами, дал в 1404 году.

Какое участие во всем этом принимал Людовик Орлеанский неясно. Вернее, если что и понятно, так это то, что он вел двойную игру. Как брат короля и член его Совета, он должен был защищать перед Папой Французскую Церковь и ее интересы; он также должен был добиваться единства Католической Церкви, и поэтому участвовал в давлении на Бенедикта XIII с целью заставить его отречься от престола или дать согласие на созыв Вселенского Собора. Но как герцог Орлеанский Людовик оказывал Папе полную поддержку и часто заставлял его повторять, что он, и только он при французском дворе, никогда его не подведет. В высшем духовенстве, в администрации, в Лангедоке, где города, церкви и университеты склонялись к лояльности Бенедикту XIII, у авиньонского папства была целая сеть сторонников, рассчитывавших на брата короля.

Для Карла опасность была велика. Если бы он снова порвал с Папой, то тот мог бы отлучить его от Церкви и — почему бы и нет? — передать корону Людовику. Не заходя так далеко, представьте себе положение безумного и отлученного от Церкви короля Франции. Чтобы сохранить корону в таких условиях, ему потребовалась бы полная поддержка принцев и прелатов, духовенства, народа и всего дворянства. Опасность переворота, "подрыва", как говорили в те времена, существовала всегда. Об этом говорил августинец Жак Легран в своей проповеди на Пятидесятницу 1405 года: если скандалы при дворе и в правительстве не прекратятся, то следует опасаться, что "Бог, который распоряжается коронами королей по своему усмотрению, скоро передаст скипетр чужаку". Это то о чем говорили в основном втихомолку, но о чем постоянно думали.

Дело о "Тулузской эпистоле"

О нем упоминалось в 1406 году, конечно, косвенно, но аллюзии были прозрачны. В Париж прибыл кардинал Антуан де Шаллан, легат Бенедикта XIII. В своей речи, обращенной к королю и двору, он почти не упомянул о расколе и восстановлении единства Церкви, зато подробно восхвалял Папу и его сторонников и яростно нападал на его противников. Парижский Университет хотел принять ответные меры, но в присутствии Людовика Орлеанского вспыльчивый Жан Пти потерял самообладание. Лучше было пойти непрямым путем.

Парижский Университет откопал в своих архивах письмо из Тулузского Университета, четырехлетней давности. "Тулузская эпистола" в резких выражениях осуждала выход из послушания авиньонскому папству и обвиняло Парижский Университет, большинство членов Совета короля (под которым подразумевался герцог Орлеанский) и самого короля в неповиновении нашему Святому Отцу Папе и нашей Святой Матери Церкви, что было равносильно тому, чтобы назвать их раскольниками, а значит, еретиками.

Возможно, по настоянию герцога Бургундского Парижский Университет добивался от Парламента осуждения этого письма на том основании, что оно