представляет собой преступление против величества. В качестве адвоката короля Жан Жувенель выступил с обвинительным заключением в том же духе. Сторонники герцога Орлеанского пытались остановить ход правосудия. Однажды в воскресенье вечером, в одиннадцать часов, когда король "хотел лечь в постель и уснуть", "некоторые" — угадайте кто? — попросили короля отложить судебное разбирательство. Карл уважавший свой "столичный и суверенный" суд, не уступил и позволил судьям поступать так, как им заблагорассудится. 17 июля 1406 года Парламент вынес свое решение: "Тулузская эпистола" была приговорена к разрыву и сожжению.

Ораторы выступавшие в суде наглядно показали, какое опасное применение может быть дано этому тексту, а возможно, и другим с таким же содержанием. Если Тулузский Университет говорил правду, то, поскольку фламандцы не признавали Бенедикта XIII, а их граф уважал их выбор, то "герцог Бургундский должен был бы быть низложен, как некогда был низложен граф Тулузский за ересь альбигойцев в его стране". "Если бы король умер, то, учитывая, что вышеупомянутое послание поддерживает короля-раскольника, королевство могло бы быть завоевано, как сам король из-за распространившейся ереси завоевал графство Тулузское, и в таком же случае завоевал королевство Кастильское для бастарда Энрике". Но кого же сверг с престола бастард Энрике Трастамарский, если не своего единокровного брата Педро Жестокого, короля Кастилии? Не мог ли Людовик подобным образом, при пособничестве Бенедикта XIII, свергнуть Карла?

Безумный и отлученный от Церкви король?

Об этом все больше думали зимой 1406–1407 годов, когда отношения с Папой осложнились. Собор французского духовенства в Париже потребовал нового отказа от послушания авиньонскому папству и принятия закона, провозглашающего "галликанские вольности" и регламентирующего жизнь французской Церкви без Папы. 18 февраля 1407 года ордонанс был составлен, датирован и скреплен печатью, но обнародован не был. Это объясняется и противодействием герцога Орлеанского, и желанием дать переговорному процессу последний шанс, поскольку посольство к Бенедикту XIII все же было отправлено. Но страх перед отлучением от Церкви, несомненно, удерживал короля от принятия этого радикального решения.

Однако, во время посольства произошла некая "канцелярская утечка". Некоторые члены миссии, добравшись до Экс-ан-Прованс, 20 мая, узнали, что накануне Бенедикт XIII тайно составил буллу, в которой отлучил короля от Церкви и наложил на его королевство интердикт. Что доложили послы по возвращении в столицу? Не ссылались ли они на некоего секретаря Папы, сторонника Людовика Орлеанского, обвиняя его в том, что он составил буллу и список противников Бенедикта XIII? Не распространились ли эти слухи из Канцелярии в Университет, а из Университета — к герцогу Бургундскому? Как бы там ни было, угроза становилась все более явной, столь же опасной для короля, сколь и для его кузена из Бургундии. Нет оснований полагать, что это не сыграло свою роль в убийстве герцога Орлеанского.

Карл был окончательно отлучен Бенедиктом XIII от Церкви весной 1408 года. Людовик к тому времени был уже мертв. Никто не мог использовать папскую буллу в качестве оружия против короля. Она была торжественно разорвана и сожжена. Без поддержки принца и его сторонников Бенедикт XIII был не более чем презренным раскольником. Бумажным тигром. К нему обращались только как к Педро де Луна.

Но действительно ли Людовик хотел смерти Карла? Хотел ли он получить его корону? На этот вопрос можно ответить словами одного из хронистов того времени: "Об этом известно только Судье Высшему". Но несомненно одно: многие французы верили в это и в ноябре 1407 года были благодарны Иоанну Бесстрашному за то, что он спас короля. Оправдание герцога Бургундского заранее имело убежденную аудиторию, а когда Иоанн Бесстрашный распространил его письменный текст, многим уже не нужно было читать столь длинную речь полностью. Об этом достаточно говорит миниатюра, иллюстрирующая текст, и четыре строки подписи под ней. На миниатюре на фоне колоколен, башен, деревьев и скал изображен шатер расшитый золотыми флер-де-лис. Перед входом в шатер находится большая королевская лилия. Над ней возвышается готовая упасть корона Франции. Слева на переднем плане волк схватил корону зубами и тянет ее к себе. Справа — свирепого вида лев, который, набросился на волка и ранил его до крови своей правой лапой. Четверостишие поясняло эту сцену:

Силой волк рвёт и тянет

Корону зубами и когтями,

А лев от ярости лапой

Наносит ему сильный удар.

Волк — это Людовик. Лев (герб Фландрии) — это Иоанн. А флер-де-лис между ними — Карл.

Вечером в день Святого Климента лев убил волка. Но лилия не уцелела. И скоро леопард Англии ворвется в ворота сада.

Часть пятая.

Время бедствий (1407–1422 годы)

Глава XXVI.

Начало гражданской войны

Еще долго после 1407 года во Франции помнили об убийстве герцога Орлеанского. В памяти парижан и всех французов день Святого Климента того года остался проклятой ночью, когда началась гражданская война, война, которую история назвала по именам лидеров сторон — графа Арманьяка, тестя Карла Орлеанского, и герцога Бургундского, войной арманьяков и бургиньонов. Для французских деревень и сел это была страшная война, поскольку солдаты соперничающих армий постоянно находились в поле. Уже в ноябре 1408 года канцлер Франции, выступая в Парламенте, сокрушался о бедах принесенных этой войной: "Повсюду большие беды, люди сильно страдают из-за огромного количества воинов, которые грабят и разрушают равнинную страну, накладывают откупы на деревни и людей, которых часто избивают, а иногда и убивают".

А позже, в 1419 году, автор Дневника парижского буржуа (Journal d'un bourgeois de Paris)[24], вспоминая о начале гражданской войны, писал: "С тех пор как во Франции появились бургиньоны и арманьяки, в королевстве совершались все злодеяния, о которых только можно подумать или сказать, когда потоки невинной крови взывали к Богу об отмщении".

Для сыновей и внуков подданных Карла VI истоком всего этого зла было убийство Людовика Орлеанского. Жан Лефевр, сеньор де Сен-Реми[25], сражавшийся при Азенкуре и начавший в 1463 году, уже в пожилом возрасте, писать хронику, ясно об этом говорит: "Герцог Бургундский приказал убить герцога Орлеанского, своего ближнего кузена. Войны были столь велики и столь прокляты, что вскоре все королевство было уничтожено". Позднее даже считалось, что смерть Людовика спровоцировала войну, подобно тому, как раскат грома предшествует буре в безмятежном небе. В самом конце XV века один старый сенешаль писал: "Когда в Париже был убит монсеньор Орлеанский, во всем королевстве Франция был такой великий мир, что никто не мог указать на человека, который бы совершил что-то дурное. Через три недели или месяц после его убийства не было ни одного человека, который бы отправившись в королевство не был бы ограблен и избит, если он не был слишком силен". Отсутствие безопасности, насилие после двадцати пяти лет гражданского мира — вот что помнил этот человек о