Один из помощников бросился к автобусу. Спустянесколько мгновений проволочную клетку с кроликом установили в деревянноекресло. Те же двое повторили манипуляции с ремнями. Жертва была готова. Дверькамеры вновь закрыли и опечатали, и Наджент подал сигнал палачу. Тот опрокинулпластиковую канистру с серной кислотой в горловину трубы, потянул за рычаг.Послышалось негромкое бульканье, и жидкость хлынула в эмалированный таз, чтостоял под креслом. Наджент приблизился к оконцам в стенках камеры. Во избежаниеутечки смертоносного газа рамы были обильно покрыты техническим вазелином.

К потолку камеры поднялось едва видимоеоблачко пара. Поначалу кролик никак не реагировал, однако долго ждать эффектанаблюдателям не пришлось. Зверек встревоженно повел носом и шевельнулся. Вследующее мгновение по его тельцу прошла судорога. Кролик попытался подняться итут же завалился на бок, лапы его слабо дергались. Секунд через двадцать онзатих. Все это длилось не более минуты. Наджент с улыбкой взглянул на часы: –Порядок. Продолжайте!

Нажав кнопку на пульте, палач открыл клапан впотолке камеры. Послышался приглушенный шум вентиляции.

Присутствовавшие при казни кролика вышли наулицу. Открыть дверцу камеры можно было лишь по истечении четверти часа.Полковник вновь ступил внутрь, его помощники курили у порога и негромкосмеялись.

Коридор отсека “А” проходил футах в пятидесятиот камеры. Сквозь его раскрытые под потолком окна до Сэма Кэйхолла доносилисьприглушенные мужские голоса. Шел одиннадцатый час вечера, свет в отсеке был ужепогашен, но все четырнадцать заключенных внимательно вслушивались в неясныезвуки.

Двадцать три часа в сутки приговоренныйпроводит в крошечном пространстве шесть на девять футов. Он привык различатьмалейший шорох, ловить перестук каблуков, фиксировать разницу в интонациях речиохранников, ему казался музыкой далекий стрекот газонокосилки. Глухое клацаньедвери камеры смерти он распознавал без ошибки.

Просунув по локоть руки сквозь решетку, Сэмподнял голову к окнам. Он знал: там, в пятидесяти футах, шла репетиция.Репетиция его казни.

Между автострадой номер 49 и ухоженным газономперед зданиями тюремной администрации тянулась поросшая травой полоса земли,примечательная тем, что когда-то по ней проходила колея железной дороги. Теперьедва приметная насыпь служила местом сборищ противников смертной казни, которыенебольшими группками прибывали к Парчману за два-три дня до очереднойэкзекуции. Протестанты устраивались на раскладных стульях, втыкали в землюдревки плакатов, по вечерам зажигали свечи, пели церковные гимны, читалимолитвы и вытирали слезы, когда казнь становилась свершившимся фактом.

Администрация Парчмана давно к этому привыкла.Неожиданное происшествие выбило всех из колеи лишь однажды, за несколько часовдо того, как был казнен насильник и убийца Тедди Доил Микс. Печальное, почтиторжественное бдение десятков, если не сотен людей прервала толпа прибывших науниверситетских автобусах студентов, которые с юношеским азартом потребовалилишить негодяя жизни. Они пили пиво, на полную мощность включали магнитолы ирадиоприемники, выкрикивали возмутительные лозунги и угрожали по-своемуразобраться с мирными протестантами. Чтобы восстановить порядок, администрациитюрьмы пришлось вызвать охрану.

Следующим после Микса должен был стать МэйнардТоул. При подготовке к его казни участок на противоположной стороне автострадыадминистрация отвела для приверженцев высшей меры. Во избежание недоразуменийнеподалеку встали лагерем две роты Национальной гвардии.

Подъехав утром в пятницу к воротам Парчмана,Адам обнаружил у дороги семерых куклуксклановцев в белых балахонах. Троерасхаживали с плакатами вдоль обочины, четверо других устанавливаливместительную бело-голубую палатку. На земле тут и там лежали алюминиевыестойки и веревки, возле пластиковых стульев высились картонные коробки сбутылками пива. Похоже, эти люди собирались провести здесь не один день.

Остановив машину у ворот, Адам минут двадцатьнаблюдал за их действиями. Вот, значит, с кем связали его узы родства. Вот вчьих рядах числились предки его деда. Интересно, нет ли среди членов Клана тех,что мелькали в кадрах переписанной на видеокассету старой кинохроники? Может,он увидит знакомое лицо?

Холл распахнул дверцу и медленно двинулся всторону палатки. Возле коробок он остановился. Плакаты в руках троицы требовалисвободы для политического узника Сэма Кэйхолла. “Казните настоящихпреступников! Верните нам Сэма!” – кричали броские надписи. “Почему я неиспытываю к ним никакой симпатии?” – подумал Адам.

– Что нужно? – обратился к нему с вопросомодин из троицы. Шестеро других внимательно прислушивались к разговору.

– По правде говоря, не знаю.

– Чего тогда вылупился?

– Нельзя?

Куклуксклановцы взяли Адама в кольцо. Балахоныих были абсолютно одинаковыми, из белоснежного нейлона, с нашитыми на груди испине красными крестами. Утром, в девять часов, все эти люди уже исходилипотом.

– Кто ты такой, черт побери?

– Внук Сэма.

Враждебность в глазах семерки сменилась чем-топохожим на сочувствие.

– Значит, ты на нашей стороне, – с облегчениемсказал первый.

– Нет. Я не с вами.

– Ну да, он же заодно со сворой этих евреев изЧикаго, – пояснил кто-то у Адама за спиной.

– А вы что здесь делаете? – поинтересовалсяАдам.

– Хотим спасти Сэма. У тебя-то, судя по всему,не выходит.

– Он попал сюда из-за вас.

Молодой парень с красным, покрытым бисеринкамипота лицом сделал шаг вперед:

– Наоборот. Это мы попали сюда из-за него.Когда Сэм расправился с теми вонючими иудеями, меня и на свете еще не было.Здесь мы для того, чтобы выразить протест. Сэма осудили политики.

– Если бы не Клан, дед был бы сейчас насвободе. А где же ваши капюшоны? Мне всегда казалось, что вы предпочитаетескрывать лица.

Семерка молчала. Что делать? Как-никак передними внук Сэма Кэйхолла, их кумира. В конце концов, этот адвокатишка пыталсясохранить ему жизнь.

– Думаю, вам лучше уехать, Сэму вы здесь ненужны.

– Да пошел-ка ты! – презрительно бросилкраснорожий.

– Очень убедительно. И все-таки убирайтесь.Мертвый Сэм значит для вас куда больше, чем живой. Дайте ему умереть с миром иполучите великолепного мученика.