Погода разгулялась, и полог шатра был приоткрыт. Стены украшали многочисленные стяги с яркими звёздами, крестами и полумесяцами. Флаги колебались от лёгкого ветерка, который пробирался внутрь, принося запах свежей травы и сладковатый трупный дух. Каждый день покойников убирали, но на солнце плоть гниёт быстро.

Вадимир блистал выправкой, начищенными до блеска доспехами и молодцевато стоял перед группой командующих. Те были одеты разношёрстно: от древнегреческих туник до средневековых камзолов. Военачальники за большим командным столом с интересом смотрели на рыцаря, словно ожидали, что он начнёт презентацию. Как всегда, во сне Вадим попал не к началу сцены, и фраза, произнесённая крепким мужчиной в белоснежном плаще, надетом поверх золочёной кольчуги, была продолжением идущего разговора:

— Мы слышали о тебе, Вадимир, как об одном из лучших рыцарей. Прошу, великий император Александр, брось взор на героя, победившего твоё войско силою великою и рукою крепкою.

Император, атлетически сложённый коренастый крепыш, кисло взглянул. Похоже, то, что увидел, не понравилось, и он горестно махнул рукой:

— Великий царь Давид. Как мне прикажешь воевать? У меня уже месяц не было пополнения.

— Сказано было, что пополнение из праведников лучших тебе направили, — с улыбкой возразил Давид.

— Это обычный юмор Петра. Он направил мне двадцать монашек из монастыря Святой Марии. Отличная альтернатива таким бойцам…

— Гм… — улыбка Давида стала шире. — Ничего удивительного, спрос на хороших воинов нынче превышает предложение. Твоё поражение в бою сильно изменило расстановку сил на Земле. Можно сказать, политическое равновесие пошатнулось. Сказано, — он многозначительно посмотрел куда-то в потолок, — «поскольку Великий Александр отступил, в Америке новый президент будет».

— Воистину будет. Там же каждые четыре года выборы. Это что, секретная оперативная информация?

— Такого президента еще не было… Никогда… Другой он. Чёрный.

— Речь идет о цвете ауры?

— Ну, не о цвете же кожи, — царь Давид снисходительно улыбнулся, поражённый наивностью вопроса.

— А Ирак? — спросил представительный мужчина в стильной чёрной тунике с нашивками из серебра.

— Это не ко мне, — быстро среагировал Александр.

— Да, — подключился Давид. — Что молвит брат наш Одиссей?

— Мы делаем перегруппировку.

— Это не перегруппировка, а бегство, — прокуренным басом захохотал мужчина в чёрной кольчуге.

Взглянув исподлобья на этого военачальника, Вадимир понял, почему иногда армии сражались с невиданным энтузиазмом и шли в атаку так энергично, словно бежали от чего-то страшного, расположенного у них за спиной.

— Дорогой Вельзевул, — мягко ответил Одиссей. — Это — очень быстрая перегруппировка.

— С такими манёврами весь Ближний Восток может запылать, — не унимался Вельзевул. — Революции начнутся в Ливии, Египте, Сирии… Там, глядишь, и Украина с Россией сцепиться могут.

— Дивное и немыслимое прорёк ты, — засомневался Давид.

— Вот уж фантазия богатая, — поддакнул Одиссей.

Вадимир чувствовал, что все чего-то ожидают и обмен репликами идёт просто чтобы занять время.

Неожиданно в центре палатки возник громкий хлопок, и в яркой вспышке материализовался юноша. Черноволосый, стройный, с почти женскими чертами красивого лица. Все военачальники почтительно склонили голову.

— Приветствуем тебя, господь Кришна! — громко возвестил Давид. — Чем обязаны?

— На героя вашего взглянуть хочу…

Вадимир неожиданно узнал голос загадочного существа, оказавшегося у него за спиной, на крупе лошади. Тогда с неким Арджуной перепутал. Может, и сейчас обознался?

Тот, кого назвали Кришной, удовлетворённо оглядел рыцаря.

— Пора тебе, воин, расти. «Бхагаватгиту» почитай, — наконец посоветовал он.

— Я всех почитаю — и Отца, и Сына, и Святого Духа, — скромно ответил Вадимир.

Кришна почему-то остался доволен ответом.

— Вот, простой парень, рубаха, боец, без заумствований, не хитромудрый… То что нужно. Приобрёл ты, рыцарь, благоволение в очах наших. Хочу орден религиозный организовать, что-нибудь пацифистское. Например, «Занимайтесь любовью, а не войной!»

— Длинновато как-то, — засомневался царь Давид.

— Верно, — согласился Кришна. — А как вам «Нет войне»?

— «Не убий», — неожиданно предложил Вадимир.

— Замечательно! — оживился Кришна. — То что надо, боевой «Орден шестой заповеди». Огнём и мечом будете нести знамя пацифизма грешным народам. Под моим непосредственным руководством.

Вадимир почувствовал, что не улавливает тонкостей причудливой божественной логики. Поэтому решил промолчать. Его новый начальник продолжал:

— Отпуск тебе полагается. Путешествуй. Наслаждайся. Пока не надоест.

— А скоро надоест?

— Недели через четыре. А потом на работу новую.

Стало ясно, что аудиенция закончена. Он повернулся и вышел из шатра.

С возвышенности долина была как на ладони. Пейзаж напоминал Вадимиру что-то очень хорошо знакомое. Только давно забытое, словно место из какой-то другой жизни или из сна. Он пристально вгляделся в расступавшийся утренний туман, и почему-то в памяти всплыла какая-то другая жизнь, возможно, виденная им во сне: Франция, бургундская провинция и маленький монастырь, затерянный среди пологих холмов.

В своей армейской палатке обнаружил Сигурда. Тот, как всегда, шлифовал клинок.

— Слух идёт, на повышение ты пошёл, — то ли спросил, то ли сообщил тот.

— Это правда, — подтвердил Вадимир.

— Закончил с войной?

— Честно говоря, я не понял, похоже, теперь воевать буду во имя мира.

— Что ж, убей всех, и мир наступит.

— Странно мы как-то воюем, брат. На игру больше похоже, вроде шахмат, что ли.

— Только кровавые шахматы…

— А что происходит с убитыми?

— Говорят, награда их ждёт великая на том свете.

— А мы на каком?

Сигурд молчал.

Вадим вновь проснулся. Теперь уже окончательно.

Брат Роже заметно сдавал, ведь ему было уже за девяносто. Но беседы с настоятелем продолжались.

— Знаешь, чего я боюсь больше всего? — Роже нездоровилось, и он лежал укрытый одеялом, несмотря на летнюю жару. В келье было душно, пахло лекарствами, камфарой. Так пахнет старость.

Вадим поправил сползавшее одеяло, а настоятель продолжал, словно прочитал мысли молодого монаха:

— Не хочу постыдной смерти от старческой немощи. Всю жизнь посвятил Всевышнему, и молю, чтобы и смерть моя была во славу Господа…